Путь религиоведа: призвание или профессия?
Подкаст «Неправильные эксперты»
Текстовая версия выпуска «Путь религиоведа: призвание или профессия?« подкаста «Неправильные эксперты» от 4 апреля 2023 года.
Выпуск транскрибирован благодаря донатам наших подписчиков с Bosty.
Выпуск транскрибирован благодаря донатам наших подписчиков с Bosty.
Неправильные эксперты
- Товарищ майорПоддержка пользователей & включенное наблюдение
- Михаил ВершининСоциальный психолог & маркетолог
- Елизавета ЩетининаРелигиовед & исследователь субкультур
- Лариса АстаховаРелигиовед & Судебный эксперт
- Марина БигноваРелигиовед & Судебный эксперт
- Патроны с Boosty
Все материалы для данного подкаста взяты из открытых источников. Мнения ведущих носят субъективный и личный характер, без цели оскорбления или нанесения вреда деловой репутации, вашей вере и профессии религиоведа. Некоторые высказывания могут вас расстроить или не соответствовать вашей религиозной картине мира. В выпуске упоминаются запрещенные социальные сети и террористические организации. Если вам нет 18 лет, то этот выпуск точно не для вас.
Товарищ майор
Поддержка пользователей & включенное наблюдение
Всем привет! С вами подкаст «Неправильные эксперты», который, как вы знаете, можно слушать на разных платформах, а еще подписаться на наш паблик в ВК или телеграм-канал. Не подумайте, что это реклама, это предыстория.
Одна из наших слушательниц попросила сделать выпуск про профессию религиоведа с позиции выбора профессии, судебной экспертизы, академической карьеры или возможной работы не по специальности. Ведь религиоведы — это еще сложнее, чем философы. Где могут работать религиоведы и как выстроить профессиональную карьеру, но без участия в длительной гражданской войне внутри религиоведческого сообщества.
Беседовать про сложную судьбу, карму и проклятие профессии религиоведа с вами сегодня будут религиоведы Лариса Астахова, Марина Бигнова и Елизавета Щетинина. Пытаться задавать вопросы и подливать не виски, а бензин в это пламя дискуссии буду я, скромный последователь атеизма, не религиовед, социальный психолог Михаил Вершинин.
Ну и перед тем как резко поднять температуру и пройтись по кругам ада профессии, послушаем дисклеймер для товарища майора.
Одна из наших слушательниц попросила сделать выпуск про профессию религиоведа с позиции выбора профессии, судебной экспертизы, академической карьеры или возможной работы не по специальности. Ведь религиоведы — это еще сложнее, чем философы. Где могут работать религиоведы и как выстроить профессиональную карьеру, но без участия в длительной гражданской войне внутри религиоведческого сообщества.
Беседовать про сложную судьбу, карму и проклятие профессии религиоведа с вами сегодня будут религиоведы Лариса Астахова, Марина Бигнова и Елизавета Щетинина. Пытаться задавать вопросы и подливать не виски, а бензин в это пламя дискуссии буду я, скромный последователь атеизма, не религиовед, социальный психолог Михаил Вершинин.
Ну и перед тем как резко поднять температуру и пройтись по кругам ада профессии, послушаем дисклеймер для товарища майора.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну и первый вопрос. Почему и когда стали религиоведом? Какой вуз закончили? И кто был научный руководитель? Ну, а если помните тему дипломной работы, выпуск, ну это вообще будет вау.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Формально я не религиовед, о чем мне на судах постоянно любят очень напоминать разные всякие адвокаты. Я действительно не заканчивала никакого религиоведческого факультета в то время. Когда я поступала учиться, такого факультета, во всяком случае в регионах, и такой кафедры в регионах не было. А поскольку я постояла со своим дипломом Всероссийской Олимпиады перед МГУ, понервничала и уехала в Казань, в общем-то, на философском факультете МГУ я не училась и, соответственно, эту кафедру не заканчивала.
Поступила я в итоге на социологию Казанского государственного университета. Ну и как-то так получилось, что со второго буквально курса начала активно интересоваться исключительно религиозной проблематикой социологии и религии в полный рост.
Как ни странно, я недавно в суд носила свои списки курсовых и дипломной работы, поэтому я даже помню тему дипломной работы, она называлась «Религия мари как символическая система». Так что я постоянно занималась язычниками, неоязычниками, разными религиозными тематиками, теорию социологии и религии, практику социологии и религии. И благополучно это дошло до аспирантуры, где, как мы все знаем, социологии религии как отдельного направления, отдельной специальности нет. Поэтому я защищалась по социологии духовной жизни, была такая шестая специальность. Очень коротко она существовала в такой формулировке.
А уже вот докторскую диссертацию я защищала по философской специальности религиоведения, а поскольку все-таки вводить новые теоретические положения в науку — это все-таки уже такой большой философский пласт, высокий уровень, я бы сказала.
Для Казани тема моих интересов научных была совершенно не востребована. Я была, по сути, первым религиоведом, защитившимся по религиоведению. И с этой точки зрения получилось, что, когда кафедра религиоведения создавалась, мне даже впрямую сказали, что полноценно религиоведческий диплом и диссертация были только у меня. Но я была тогда достаточно юна и претендовать на заведование кафедры было чуть-чуть рановато. Но в перспективе так и получилось, что я возглавила эту кафедру, защитила докторскую, будучи заведующей кафедрой, ну и постепенно стала тем, кто я есть.
Параллельно с вот этим всем развитием, поскольку религиозная тема активно всплывала, меня стали привлекать к различным консультациям в качестве специалиста, ну и, соответственно, постепенно в качестве судебного эксперта. Поэтому, опять-таки, ужасающая цифра в 20 лет судебной экспертизы — она, конечно, сейчас прям выглядит очень внушительно. Но для меня это было, ну как бы практическая сторона моего религиоведческого интереса.
Поступила я в итоге на социологию Казанского государственного университета. Ну и как-то так получилось, что со второго буквально курса начала активно интересоваться исключительно религиозной проблематикой социологии и религии в полный рост.
Как ни странно, я недавно в суд носила свои списки курсовых и дипломной работы, поэтому я даже помню тему дипломной работы, она называлась «Религия мари как символическая система». Так что я постоянно занималась язычниками, неоязычниками, разными религиозными тематиками, теорию социологии и религии, практику социологии и религии. И благополучно это дошло до аспирантуры, где, как мы все знаем, социологии религии как отдельного направления, отдельной специальности нет. Поэтому я защищалась по социологии духовной жизни, была такая шестая специальность. Очень коротко она существовала в такой формулировке.
А уже вот докторскую диссертацию я защищала по философской специальности религиоведения, а поскольку все-таки вводить новые теоретические положения в науку — это все-таки уже такой большой философский пласт, высокий уровень, я бы сказала.
Для Казани тема моих интересов научных была совершенно не востребована. Я была, по сути, первым религиоведом, защитившимся по религиоведению. И с этой точки зрения получилось, что, когда кафедра религиоведения создавалась, мне даже впрямую сказали, что полноценно религиоведческий диплом и диссертация были только у меня. Но я была тогда достаточно юна и претендовать на заведование кафедры было чуть-чуть рановато. Но в перспективе так и получилось, что я возглавила эту кафедру, защитила докторскую, будучи заведующей кафедрой, ну и постепенно стала тем, кто я есть.
Параллельно с вот этим всем развитием, поскольку религиозная тема активно всплывала, меня стали привлекать к различным консультациям в качестве специалиста, ну и, соответственно, постепенно в качестве судебного эксперта. Поэтому, опять-таки, ужасающая цифра в 20 лет судебной экспертизы — она, конечно, сейчас прям выглядит очень внушительно. Но для меня это было, ну как бы практическая сторона моего религиоведческого интереса.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
А о чем был диплом и в каком году выпуск?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Выпуск в 1999 году, факультет журналистики, социологии и психологии Казанского университета. Вот это как раз забавно, что сейчас я декан практически идентично называющегося факультета.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Аллилуйя.
Марина, а у вас есть вообще диплом-то? Скажите, пожалуйста.
Марина, а у вас есть вообще диплом-то? Скажите, пожалуйста.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Да, Михаил, у меня даже два, потому что по первой специальности я педагог, я заканчивала исторический факультет педагогического университета. Но, если честно, религиоведением я интересовалась примерно с пятого класса. Моя любимая книга была «Сборник научного атеиста» за разные годы. У меня дома была прям коллекция. Я даже всех знакомых пытала на тему, нет ли у них еще дополнительных сборничков, и жалела, что он выходил только один раз в год.
Но, соответственно, курсовые и дипломные я писала, конечно же, только по религиозным темам. Я даже помню тему первой своей курсовой, это «Ранняя история христианства: источники и альтернативы».
Диплом я писала по истории новых религиозных движений в регионе. То есть он охватывал 10 лет. И для того, чтобы его написать, я 3 года занималась полевой практикой. То есть я ходила по разным религиозным организациям, как-то сумела добраться до государственного архива республиканского. Меня туда просто пустили и оставили наедине с документами, что сейчас немыслимо абсолютно.
И в итоге, когда я, собственно говоря, закончила учебу на истфаке, я, естественно, пошла работать в университет, в лабораторию, которая занималась проблемами духовно-нравственного воспитания молодежи. Но на самом деле к воспитанию молодежи это имело очень малое отношение. Мы в основном занимались изучением новых религиозных движений. То есть я продолжила работать по теме диплома.
И у меня на настоящий момент, наверное, достаточно большое количество часов включенного наблюдения, а также наблюдений сообъявленного. То есть я фактически религиовед с полевой практикой. Ну и в данный момент я работаю в Казанском федеральном университете внештатным совместителем. Это, кстати, очень удобная позиция.
Спасибо большое коллегам, что они позволяют мне на ней удерживаться, потому что все бонусы от преподавания в данном случае на месте, а вот все минусы, связанные с работой в приемной комиссии и прочими интересными дополнительными вещами, как-то проходят мимо меня.
Но, соответственно, курсовые и дипломные я писала, конечно же, только по религиозным темам. Я даже помню тему первой своей курсовой, это «Ранняя история христианства: источники и альтернативы».
Диплом я писала по истории новых религиозных движений в регионе. То есть он охватывал 10 лет. И для того, чтобы его написать, я 3 года занималась полевой практикой. То есть я ходила по разным религиозным организациям, как-то сумела добраться до государственного архива республиканского. Меня туда просто пустили и оставили наедине с документами, что сейчас немыслимо абсолютно.
И в итоге, когда я, собственно говоря, закончила учебу на истфаке, я, естественно, пошла работать в университет, в лабораторию, которая занималась проблемами духовно-нравственного воспитания молодежи. Но на самом деле к воспитанию молодежи это имело очень малое отношение. Мы в основном занимались изучением новых религиозных движений. То есть я продолжила работать по теме диплома.
И у меня на настоящий момент, наверное, достаточно большое количество часов включенного наблюдения, а также наблюдений сообъявленного. То есть я фактически религиовед с полевой практикой. Ну и в данный момент я работаю в Казанском федеральном университете внештатным совместителем. Это, кстати, очень удобная позиция.
Спасибо большое коллегам, что они позволяют мне на ней удерживаться, потому что все бонусы от преподавания в данном случае на месте, а вот все минусы, связанные с работой в приемной комиссии и прочими интересными дополнительными вещами, как-то проходят мимо меня.
Марина Бигнова
Религиовед
В каком году закончили и о чем тема дипломной работы была?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Тема диплома, я уже сказала, да, — новое религиозное движение в регионе за 10 лет, то есть 1990−2001. А заканчивала я исторический факультет в 2001 году. А потом я еще, кстати, получила диплом Московского государственного гуманитарного университета имени Шолохова по специальности «Государственное и муниципальное управление».
То есть у меня на самом деле два диплома о высшем образовании и для тех, кому очень интересно, то сейчас я еще и магистрант Казанского федерального университета по специальности «Юридическое религиоведение».
То есть у меня на самом деле два диплома о высшем образовании и для тех, кому очень интересно, то сейчас я еще и магистрант Казанского федерального университета по специальности «Юридическое религиоведение».
Марина Бигнова
Религиовед
Какой ужас. Но если бы вы были заражены нестандартной религией, когда работали в архиве, то сейчас бы, возможно, в Башкирии было бы открытие, что там на протяжении многих веков был целый выводок разных гуру.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Знаете, за время учебы я сталкивалась с очень разнообразными гуру. То есть у нас, например, на истфаке был преподаватель, который считал себя последователем Даниила Андреева, большим любителем разнообразного рода эзотерики. При этом он отличный историк, доктор исторических наук, но вот его эзотерические увлечения, они как-то как-то не очень отражались на его чисто профессиональных моментах, связанных с руководством магистрантами. Ну, то есть у него были такие интересные работы, посвященные эзотерическим концепциям развития истории.
Но, честно скажу, что про научность этих работ ничего абсолютно сказать не могу. Но, в общем и целом, это, наверное, было достаточно интересным направлением в работе, так сказать, провинциального университета.
Но, честно скажу, что про научность этих работ ничего абсолютно сказать не могу. Но, в общем и целом, это, наверное, было достаточно интересным направлением в работе, так сказать, провинциального университета.
Марина Бигнова
Религиовед
Я лично знаю, что в Челябинске нет голубей, есть наметки на метро, но метро нет. А вузы-то вроде бы есть. А религиоведов как там готовят? Как вы вообще стали религиоведом?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Как готовят религиоведов? Есть настольная поваренная книга, как приготовить религиоведа, при этом не убив ни одного голубя.
Ну, а на самом деле в Челябинске, когда я поступала, был первый набор на еще никем не виданную специальность на историческом факультете. Говорили о том, что там будет очень много батюшек, что девочкам скорее всего нельзя будет учиться. Поэтому конкурс на специальность был отсутствующий, а я среди приоритетных специальностей попала на бюджет, на психологию в Челябинском государственном университете. Это было очень круто.
Но батюшки, гендерная несправедливость слишком манили. Я, гордо забрав документы с психфака, безусловно, под вздохи и покрутку пальцев около виска, пришла на истфак Челябинского государственного университета. И, кстати, в нашей группе был только один мальчик.
Мой научный руководитель Татьяна Александровна Чумаченко, доктор исторических наук, челябинская религиоведческая мать. А закончила я историю с религиоведением уже в 2013 году с дипломом. Правда, диплом магистра у меня не по религиоведению, а по истории, только со специализацией, связанной с историей религии. Ну вот, 10 лет назад я его получила.
Через 5 лет я защитила кандидатскую, но моя кандидатская, несмотря на то что я религиовед, посвящена философии по направлению философская антропология, философия культуры. Хотя сам предмет изучения — это постсекулярная культура, безусловно, предмет, связанный с религиоведением.
Сейчас я работаю доцентом, безусловно, совместителем, потому что все прекрасно знают, что по основной специализации, занимаясь вопросами в сфере профилактики, на кафедре политических наук и уже не исторического факультета, исторический факультет канул в Лету, а историко-филологический факультет того же самого Челябинского государственного университета. И мы со студентами изучаем специфику, связанную с религиозным многообразием и нашего региона, и всего мира, и вопросы религиоведческой экспертизы.
Ну, а на самом деле в Челябинске, когда я поступала, был первый набор на еще никем не виданную специальность на историческом факультете. Говорили о том, что там будет очень много батюшек, что девочкам скорее всего нельзя будет учиться. Поэтому конкурс на специальность был отсутствующий, а я среди приоритетных специальностей попала на бюджет, на психологию в Челябинском государственном университете. Это было очень круто.
Но батюшки, гендерная несправедливость слишком манили. Я, гордо забрав документы с психфака, безусловно, под вздохи и покрутку пальцев около виска, пришла на истфак Челябинского государственного университета. И, кстати, в нашей группе был только один мальчик.
Мой научный руководитель Татьяна Александровна Чумаченко, доктор исторических наук, челябинская религиоведческая мать. А закончила я историю с религиоведением уже в 2013 году с дипломом. Правда, диплом магистра у меня не по религиоведению, а по истории, только со специализацией, связанной с историей религии. Ну вот, 10 лет назад я его получила.
Через 5 лет я защитила кандидатскую, но моя кандидатская, несмотря на то что я религиовед, посвящена философии по направлению философская антропология, философия культуры. Хотя сам предмет изучения — это постсекулярная культура, безусловно, предмет, связанный с религиоведением.
Сейчас я работаю доцентом, безусловно, совместителем, потому что все прекрасно знают, что по основной специализации, занимаясь вопросами в сфере профилактики, на кафедре политических наук и уже не исторического факультета, исторический факультет канул в Лету, а историко-филологический факультет того же самого Челябинского государственного университета. И мы со студентами изучаем специфику, связанную с религиозным многообразием и нашего региона, и всего мира, и вопросы религиоведческой экспертизы.
Елизавета Щетинина
Религиовед
У меня вопрос к вам, коллеги. Религиовед — это недожаренный теолог, это гуманитарий? Что можно про эту профессию сказать? Я понял, что историки становятся религиоведами. Это ужасно, что от психологии кто-то отказался для религиоведения. Это была потеря, я считаю, для психологии. Как вы теперь в мире с теологами-то выживаете?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну, во-первых, кстати говоря, вот есть такое понятие, я об этом поздно узнала как раз, что людей вводят в науку, что есть некое сообщество специалистов, и мы вводим новых членов в это сообщество путем инициации через диссертации, через какие-то исследования, совместное написание статей, словарей и так далее.
Вот забавно, что так получается, что мы как-то не заговорили о научных руководителях, да, но так это часто говорится. У нас руководители чаще всего не религиоведы, а в сообщество мы входим через других лиц. Вот я первая начала эту тему, а я, можно сказать, приложила руку к введению в религиоведческое сообщество и Марину Ринатовну, и Елизавету тоже, потому что я была ведущей организацией у обеих диссертаций, как это ни смешно.
Ну и, собственно, эта же кафедра, она приложила руку к тому, что появились на кафедре религиоведения теологи, и этот вопрос активно стал подниматься. Кто такие теологи, какое место они занимают на кафедре религиоведения. Потому что если религиоведческое сообщество хоть какое-то у нас вроде как стало быть представленным, то теологи-то как и что с ними делать в светских вузах?
Если в духовных учебных заведениях — там все понятно, они занимают свою нишу, то в российском сообществе теологи заняли какую-то совершенно неясную позицию на тот момент, и было не очень понятно, кто они такие действительно. То ли они частично религиоведы, то ли они представители все-таки религиозных сообществ и должны быть представителями своей уммы или своей паствы и так далее.
В 2013 году была такая версия, что на теологии в светском вузе должны учиться те, у кого есть канонические препятствия для обучения в семинарии, рукоположение, например. То есть пусть они будут вроде как теологами для работы в церкви, учиться для церкви, но они не смогут быть батюшками, нечего на них деньги тратить семинарские.
Вот забавно, что так получается, что мы как-то не заговорили о научных руководителях, да, но так это часто говорится. У нас руководители чаще всего не религиоведы, а в сообщество мы входим через других лиц. Вот я первая начала эту тему, а я, можно сказать, приложила руку к введению в религиоведческое сообщество и Марину Ринатовну, и Елизавету тоже, потому что я была ведущей организацией у обеих диссертаций, как это ни смешно.
Ну и, собственно, эта же кафедра, она приложила руку к тому, что появились на кафедре религиоведения теологи, и этот вопрос активно стал подниматься. Кто такие теологи, какое место они занимают на кафедре религиоведения. Потому что если религиоведческое сообщество хоть какое-то у нас вроде как стало быть представленным, то теологи-то как и что с ними делать в светских вузах?
Если в духовных учебных заведениях — там все понятно, они занимают свою нишу, то в российском сообществе теологи заняли какую-то совершенно неясную позицию на тот момент, и было не очень понятно, кто они такие действительно. То ли они частично религиоведы, то ли они представители все-таки религиозных сообществ и должны быть представителями своей уммы или своей паствы и так далее.
В 2013 году была такая версия, что на теологии в светском вузе должны учиться те, у кого есть канонические препятствия для обучения в семинарии, рукоположение, например. То есть пусть они будут вроде как теологами для работы в церкви, учиться для церкви, но они не смогут быть батюшками, нечего на них деньги тратить семинарские.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
То есть на самом деле вопрос этот стоял всегда, и меня всегда очень сильно удивляло, что, когда набирали группы религиоведов, исламских и христианских теологов, буквально в течение месяца у них происходило четкое понимание своей позиции, они четко дистанцировались. Не надо говорить о нас как о религиоведах, мы теологи. И это в группе было, даже когда они одним потоком сидели, всегда очень четко выделялось.
В группах, которые обучаются на местах, где есть только теология и нет религиоведения как такового, там немножко по-другому часто формируется. То есть там всегда есть ребята, которые понимают светскую теологию как ракурс религиоведения. Они понимают это в ключе традиций Европы, мне кажется.
Вот в МГЛУ у меня такая традиция была принята еще до того, как я туда попала, и я видела, что ребята воспринимают себя все-таки как представители религиоведения, занимающиеся проблемами христианской церкви. И они очень четко эту поддерживали позицию, что мы не разные науки, мы одна наука, просто мы говорим об определенном крыле.
На самом деле, эта тема дискуссии многолетняя, я думаю, что она еще будет продолжаться, каждый сам для себя отвечает на этот вопрос. Ну вот я, например, себя, даже будучи заведующей кафедрой теологии, никогда не относила к теологам. Более того, меня всегда очень веселили комментарии типа «Астахова подалась в теологию». То есть быть заведующим кафедрой — это совершенно не означает быть теологом или быть ученым. Это такая в известной мере административная позиция.
Сейчас, например, в МГЛУ вообще забавная ситуация. Там человек заведующий кафедрой теологии атеист.
В группах, которые обучаются на местах, где есть только теология и нет религиоведения как такового, там немножко по-другому часто формируется. То есть там всегда есть ребята, которые понимают светскую теологию как ракурс религиоведения. Они понимают это в ключе традиций Европы, мне кажется.
Вот в МГЛУ у меня такая традиция была принята еще до того, как я туда попала, и я видела, что ребята воспринимают себя все-таки как представители религиоведения, занимающиеся проблемами христианской церкви. И они очень четко эту поддерживали позицию, что мы не разные науки, мы одна наука, просто мы говорим об определенном крыле.
На самом деле, эта тема дискуссии многолетняя, я думаю, что она еще будет продолжаться, каждый сам для себя отвечает на этот вопрос. Ну вот я, например, себя, даже будучи заведующей кафедрой теологии, никогда не относила к теологам. Более того, меня всегда очень веселили комментарии типа «Астахова подалась в теологию». То есть быть заведующим кафедрой — это совершенно не означает быть теологом или быть ученым. Это такая в известной мере административная позиция.
Сейчас, например, в МГЛУ вообще забавная ситуация. Там человек заведующий кафедрой теологии атеист.
Это хорошо. Атеисты тоже люди. Я это знаю.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Конечно.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Марин, как у вас? Религиовед — это недожаренный теолог?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Нет, конечно. Более того, религиоведение вообще-то в России появилось немножко раньше, чем теология, я имею в виду, в исторически обозримый период уже, постсоветский. На самом-то деле, меня, кстати, всегда удивляло вот это вот размежевание в группах в Казанском федеральном, то есть они так четко друг друга идентифицируют.
Я исламский теолог, а я христианский теолог. Меня все время удивляло, господи, вы сидите в одной аудитории, вы проходите практически идентичные, ну, по крайней мере, общефакультетские курсы. Какое тут может быть разделение?
Вот Лариса Сергеевна меня теперь просветила, а я как-то по наивности думала, что раз люди учатся на одной специальности, то они вроде как между собой какую-то корреляцию должны видеть, что ли.
Я исламский теолог, а я христианский теолог. Меня все время удивляло, господи, вы сидите в одной аудитории, вы проходите практически идентичные, ну, по крайней мере, общефакультетские курсы. Какое тут может быть разделение?
Вот Лариса Сергеевна меня теперь просветила, а я как-то по наивности думала, что раз люди учатся на одной специальности, то они вроде как между собой какую-то корреляцию должны видеть, что ли.
Марина Бигнова
Религиовед
Я тоже так хотела всегда, но получилось наоборот. Я не знаю, с чем это связано, но почему-то они горды за свою специальность. Может, это хорошо.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Может, это и хорошо на самом деле, потому что просто это был действительно забавный феномен. Но с моей точки зрения, на самом деле, я не вижу особой разницы между теологией и религиоведением. Сейчас коллеги мне так, а-а-а, ужас, скажут все плохие слова, да. Но я имею в виду с той точки зрения, что теология — это действительно светская специальность. Это не попытка протащить батюшек или, например, имамов в светские университеты и дать им какую-то дополнительную специализацию. Нет.
Если смотреть образовательный стандарт профессии теологии, то мы с вами четко видим, что, в общем, выпускники этого факультета работать должны где угодно, да, не только в религиозных организациях. То есть у них и религиозная журналистика, и религиозная медиация. Там достаточно много посредничества между государственной властью и религиозными объединениями. Там достаточно много различных направлений, в которых теологи могут работать.
А религиовед — это все-таки в первую очередь исследовательская специальность, можно сказать, даже не прикладная. Потому что основная задача религиоведа — это изучать религию, религиозную среду как феномен, а не как какое-то поле для прикладных действий. Ну, по крайней мере, так задумывалось в идеале, но в настоящее время понятно совершенно, что религиоведы выживают как могут и работают тоже в весьма разных местах.
Если смотреть образовательный стандарт профессии теологии, то мы с вами четко видим, что, в общем, выпускники этого факультета работать должны где угодно, да, не только в религиозных организациях. То есть у них и религиозная журналистика, и религиозная медиация. Там достаточно много посредничества между государственной властью и религиозными объединениями. Там достаточно много различных направлений, в которых теологи могут работать.
А религиовед — это все-таки в первую очередь исследовательская специальность, можно сказать, даже не прикладная. Потому что основная задача религиоведа — это изучать религию, религиозную среду как феномен, а не как какое-то поле для прикладных действий. Ну, по крайней мере, так задумывалось в идеале, но в настоящее время понятно совершенно, что религиоведы выживают как могут и работают тоже в весьма разных местах.
Марина Бигнова
Религиовед
Лиз, я был на встрече с челябинскими религиоведами, я помню, что первый раз им говорят «на завод». А что вы потом им говорите второе? Что можно сказать молодым религиоведам на Урале?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Это очень сложный вопрос. Но на самом деле я всегда задаю своим студентам вопрос о том, для чего они пришли. Это первый курс, и первый курс всегда отвечает о том, что мы пришли, потому что не хватило бюджетных мест на историю. А на религиоведении бюджетных мест много.
Но в данном случае всегда можно порассуждать вообще о вопросе, кто такой религиовед. Религиовед — это человек, который имеет диплом религиоведа. Например, мои любимые студенты совсем скоро получат свои дипломы и станут дипломированными специалистами. Или это человек, который посвятил свои исследования объекту, связанному с религией.
Например, Лариса Сергеевна, которая изучала вопрос, связанный с религиоведением, но при этом первичной базовой специальности религиоведения не имеет.
И однозначно, это, конечно, и первое, и второе, но здесь вопрос связанный и с недожаренными религиоведами, и с пережаренными теологами исключительно в том, какую дальнейшую траекторию своего развития, научного развития, карьерного развития они будут выбирать и с какими изменениями своей жизни, это изменения, связанные с личными желаниями, какими-то академическими, неакадемическими возможностями. С академической, неакадемической мобильностью они будут сталкиваться.
И на какие жертвы наши милые студенты готовы пойти, чтобы стать на самом деле классным, замечательным, не буду говорить слово экспертом, но специалистом в своей отрасли.
Но в данном случае всегда можно порассуждать вообще о вопросе, кто такой религиовед. Религиовед — это человек, который имеет диплом религиоведа. Например, мои любимые студенты совсем скоро получат свои дипломы и станут дипломированными специалистами. Или это человек, который посвятил свои исследования объекту, связанному с религией.
Например, Лариса Сергеевна, которая изучала вопрос, связанный с религиоведением, но при этом первичной базовой специальности религиоведения не имеет.
И однозначно, это, конечно, и первое, и второе, но здесь вопрос связанный и с недожаренными религиоведами, и с пережаренными теологами исключительно в том, какую дальнейшую траекторию своего развития, научного развития, карьерного развития они будут выбирать и с какими изменениями своей жизни, это изменения, связанные с личными желаниями, какими-то академическими, неакадемическими возможностями. С академической, неакадемической мобильностью они будут сталкиваться.
И на какие жертвы наши милые студенты готовы пойти, чтобы стать на самом деле классным, замечательным, не буду говорить слово экспертом, но специалистом в своей отрасли.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Ну, можете не расстраиваться, потому что я, когда 7 лет преподавал на психфаке, студенты тоже, когда плакали на моих предметах, потому что я говорю, ходите на все лекции, по моим предметам нет учебников. Да, у меня было как раз сектоведение и консультирование пострадавших от деятельности радикальных организаций, и они ревели: «Мы выбрали психологию, потому что тут не нужно учиться».
А я им с гордостью говорил, что моя задача сделать так, чтобы они не дошли до практики, ну, те, кто плохо учится, потому что, не дай бог они начнут оказывать психологическое консультирование.
Лиз, как раз вопрос, пока вы еще на Урале. Где и как учат на религиоведов? Вообще, есть разница между Москвой и окраинами?
А я им с гордостью говорил, что моя задача сделать так, чтобы они не дошли до практики, ну, те, кто плохо учится, потому что, не дай бог они начнут оказывать психологическое консультирование.
Лиз, как раз вопрос, пока вы еще на Урале. Где и как учат на религиоведов? Вообще, есть разница между Москвой и окраинами?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну, в данном случае я абсолютно провинциальный религиовед, и мне бы хотелось больше использовать академизм в своей речи или больше уводить свои интересы в развитие фундаментальных направлений исследований. Но моя обычная аудитория, люди, с которыми я работаю, они нуждаются в более доступной информации, в более конкретных выводах и прогнозах.
Поэтому в постсекулярное время, когда мы, простые религиоведы с окраины, объясняем феноменологию религии на сакрализации стульев. Правда, в этом году у нас со студентами был стол. Приходится упрощать. Я не знаю, как в Уфе, я не знаю, как в Москве, мы работаем тем, что у нас есть, той аудиторией, которая у нас есть.
Ну и, безусловно, если брать вопрос, связанный с академическими дисциплинами в контексте религиоведения, это не моя основная деятельность, хотя я безумно горжусь тем, что я доцент на нашей кафедре, я безумно обожаю своих студентов, но основная специфика моей работы, она связана с вопросами, которые выходят за пределы, в том числе религиоведения.
Поэтому в постсекулярное время, когда мы, простые религиоведы с окраины, объясняем феноменологию религии на сакрализации стульев. Правда, в этом году у нас со студентами был стол. Приходится упрощать. Я не знаю, как в Уфе, я не знаю, как в Москве, мы работаем тем, что у нас есть, той аудиторией, которая у нас есть.
Ну и, безусловно, если брать вопрос, связанный с академическими дисциплинами в контексте религиоведения, это не моя основная деятельность, хотя я безумно горжусь тем, что я доцент на нашей кафедре, я безумно обожаю своих студентов, но основная специфика моей работы, она связана с вопросами, которые выходят за пределы, в том числе религиоведения.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Дорогие наши слушатели, речь идет про штампование судебных экспертиз, за которые представители новых религиозных движений и духовных практик, которые не несут себе никакого вреда, сажают в ГУЛаг. Вот чем занимается Лиза!
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Нет!
Елизавета Щетинина
Религиовед
Марин, а теперь вопрос к вам. В городе, где часто ездили машины с черными флагами, где было изображение террористической организации, запрещенной на территорию нашей страны, и бибикали очень долгое время, и с ними ничего не происходило, гаишники смотрели в другую сторону и все остальное, как в Казани готовят религиоведов? Есть ли какое-то отличие от Москвы?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну, вообще, про Казань логичнее задавать вопрос все-таки Ларисе Сергеевне как бывшей заведующей кафедры. Я лучше расскажу, как интересно готовят религиоведов в Уфе. Дело в том, что в Башкортостане нет вообще ни одной кафедры, которая занималась бы религиоведением. А вот в стерлитамакском филиале УУНиТ, так теперь называется объединенный Башкирский государственный университет и Авиационный университет, не спрашивайте меня, как родился этот гибрид, но в этом стерлитамакском филиале есть православная теология.
А, соответственно, в Уфимском головном университете был, по крайней мере, до недавнего времени, центр исламской теологии, который тоже готовил некоторое количество исламских теологов. Ну, собственно, и все.
Одно время педуниверситет Башкирский основал у себя магистратуру по истории религий, но эта магистратура примечательна тем, что ни одного религиоведа, защитившегося по специальности 09.00, Лариса Сергеевна, 13, по-моему, да?
А, соответственно, в Уфимском головном университете был, по крайней мере, до недавнего времени, центр исламской теологии, который тоже готовил некоторое количество исламских теологов. Ну, собственно, и все.
Одно время педуниверситет Башкирский основал у себя магистратуру по истории религий, но эта магистратура примечательна тем, что ни одного религиоведа, защитившегося по специальности 09.00, Лариса Сергеевна, 13, по-моему, да?
Марина Бигнова
Религиовед
13-е, 14-е. Сначала было 13-е, потом стало 14-е.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Ну, на тот момент, когда она существовала, была именно 13-е, в общем, это достаточно хорошо помню, и не было, соответственно, ни одного человека с базовым образованием по специальности религиоведение. Поэтому данная магистратура вызывала у меня большие сомнения.
Но сейчас на истфаке вроде бы, нет, в Институте истории и права Башкирского государственного педагогического университета есть такая специальность под названием «Духовная безопасность». Это очень, да, интересная тоже специальность. Я, честно говоря, не совсем представляю, кого именно она выпускает. Ну, а про Казань это к Ларисе Сергеевне.
Но сейчас на истфаке вроде бы, нет, в Институте истории и права Башкирского государственного педагогического университета есть такая специальность под названием «Духовная безопасность». Это очень, да, интересная тоже специальность. Я, честно говоря, не совсем представляю, кого именно она выпускает. Ну, а про Казань это к Ларисе Сергеевне.
Марина Бигнова
Религиовед
Нет, у вас вообще Розенфельд есть. Зачем вам религиоведы в Башкирии?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Действительно. у нас есть замечательный эксперт Вадим Яковлевич Розенфельд, человек, который закончил эту замечательную магистратуру без единого религиоведа в составе, ну и радостно рассказывает о деструктивном потенциале любой практической религии и страстно ненавидит Православную церковь. Вадим Яковлевич, можете подавать на меня в суд.
Марина Бигнова
Религиовед
Ларис, вам придется рассказать теперь за Казань, который Иван Грозный разрушил, и за Москву, откуда он приехал.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Да уж, это точно. Ну, прежде всего, начнем, собственно, с Казани. Да, действительно, на тот момент, когда в Казани была создана кафедра религиоведения, специальность религиоведения уже существовала, она была открыта сразу бакалавриатам в качестве дани перехода на болонскую систему.
И, естественно, первые подготовки религиоведов были крайне тяжелыми.
С одной стороны, через тернии к звездам многие прорвались, ребятам было это интересно, многие работают по специальности, конкретно в госслужбе, в отделе по взаимодействию с религиозными организациями, в отделах, точнее сказать, потому что они разные бывают.
Но, с другой стороны, кафедра достаточно тяжело наполнялась преподавателями, поскольку на тот момент, как я уже говорила, не было преподавателей соответствующей специальности, с защитами. То есть получалось, что религиоведов готовили формально не религиоведы.
А вообще продолжение всей этой истории было достаточно позитивным, поскольку паспорт специальности так устроен. что в нем были история религии, социология религии, психология религии. И мы подбирали специалистов соответствующего профиля. То есть у нас были люди, каждый отвечал за свой сегмент, и в некотором роде это дало тот самый принцип эмерджентности сработал. на мой взгляд, ребята получились неплохими специалистами, и программа была сделана неплохо.
На тот момент очень любопытно было, что, если в середине десятых годов у нас было порядка 37 кафедр религиоведения, насколько я знаю, в стране, сейчас происходит стремительное их угасание. То есть последние мои данные показали, что у нас уже чисто кафедр с названием «Религиоведение» меньше 10 в стране. Цифры в 7−8 фигурируют. То есть кафедры закрываются стремительно, они реорганизуются в кафедры религиоведения и теологии, теологии и религиоведения, религии и теологии, изучения теологии.
Ну, в общем, в данной ситуации сейчас вот эта убыль, она, на мой взгляд, болезненно ударит по качеству науки в целом, поскольку сейчас именно религиоведов, и теоретиков, и практиков, практически в стране единицы мест, где готовят. Это печальная ситуация.
На мой взгляд, очень интересно как раз было и тогда, и сейчас размежевание в некотором роде на центры. Изначально было два центра: московское и питерское религиоведение, потом к нему стали подключаться казанское религиоведение, владимирское религиоведение, то есть стали появляться интересные ракурсы, интересные темы, интересные люди, которые в регионах составляли на какой-то период конкуренцию Москве и Санкт-Петербургу.
На мой взгляд, сейчас эта ситуация выглядит очень странно, поскольку де-факто у нас нет никакого противопоставления или сильных центров. У нас сейчас в наличии персоналии, но о каком-то крупном центре или структурной единице сегодня говорить не приходится. Да обидятся на меня мои коллеги-религиоведы.
И, естественно, первые подготовки религиоведов были крайне тяжелыми.
С одной стороны, через тернии к звездам многие прорвались, ребятам было это интересно, многие работают по специальности, конкретно в госслужбе, в отделе по взаимодействию с религиозными организациями, в отделах, точнее сказать, потому что они разные бывают.
Но, с другой стороны, кафедра достаточно тяжело наполнялась преподавателями, поскольку на тот момент, как я уже говорила, не было преподавателей соответствующей специальности, с защитами. То есть получалось, что религиоведов готовили формально не религиоведы.
А вообще продолжение всей этой истории было достаточно позитивным, поскольку паспорт специальности так устроен. что в нем были история религии, социология религии, психология религии. И мы подбирали специалистов соответствующего профиля. То есть у нас были люди, каждый отвечал за свой сегмент, и в некотором роде это дало тот самый принцип эмерджентности сработал. на мой взгляд, ребята получились неплохими специалистами, и программа была сделана неплохо.
На тот момент очень любопытно было, что, если в середине десятых годов у нас было порядка 37 кафедр религиоведения, насколько я знаю, в стране, сейчас происходит стремительное их угасание. То есть последние мои данные показали, что у нас уже чисто кафедр с названием «Религиоведение» меньше 10 в стране. Цифры в 7−8 фигурируют. То есть кафедры закрываются стремительно, они реорганизуются в кафедры религиоведения и теологии, теологии и религиоведения, религии и теологии, изучения теологии.
Ну, в общем, в данной ситуации сейчас вот эта убыль, она, на мой взгляд, болезненно ударит по качеству науки в целом, поскольку сейчас именно религиоведов, и теоретиков, и практиков, практически в стране единицы мест, где готовят. Это печальная ситуация.
На мой взгляд, очень интересно как раз было и тогда, и сейчас размежевание в некотором роде на центры. Изначально было два центра: московское и питерское религиоведение, потом к нему стали подключаться казанское религиоведение, владимирское религиоведение, то есть стали появляться интересные ракурсы, интересные темы, интересные люди, которые в регионах составляли на какой-то период конкуренцию Москве и Санкт-Петербургу.
На мой взгляд, сейчас эта ситуация выглядит очень странно, поскольку де-факто у нас нет никакого противопоставления или сильных центров. У нас сейчас в наличии персоналии, но о каком-то крупном центре или структурной единице сегодня говорить не приходится. Да обидятся на меня мои коллеги-религиоведы.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Поступайте в Челябинский государственный университет. У нас есть бюджетные места. О религиоведческой экспертизе я вам расскажу отдельно, если доучитесь до четвертого курса!
Елизавета Щетинина
Религиовед
На завод!
А сколько вообще религиоведов нужно на один регион, как вы думаете? И чем они могут заниматься после получения диплома? Как выжить современному религиоведу? Я не про свободная касса или службу доставки работать, а вот именно по профессии.
А сколько вообще религиоведов нужно на один регион, как вы думаете? И чем они могут заниматься после получения диплома? Как выжить современному религиоведу? Я не про свободная касса или службу доставки работать, а вот именно по профессии.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
А сколько социологов, а маркетологов, а социальных психологов, чтобы заставить нас, религиоведов, записывать сегодняшний подкаст в воскресенье ночью, когда в понедельник в 8 утра тебя ждут уже на совещании?
Мои коллеги работают в музеях, в госучреждениях, но, безусловно, преимущественно в сферах нацполитики. Мои коллеги — это мои однокурсники или одногруппники — в системе образования.
А выживаемость, мне кажется, сейчас изначально зависит от выбора траектории своего профессионального пути и мотивации.
Мои коллеги работают в музеях, в госучреждениях, но, безусловно, преимущественно в сферах нацполитики. Мои коллеги — это мои однокурсники или одногруппники — в системе образования.
А выживаемость, мне кажется, сейчас изначально зависит от выбора траектории своего профессионального пути и мотивации.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Вообще, если честно, Елизавета, выживаемость любой гуманитарной специальности здесь зависит в первую очередь от самого выпускника. То есть к моменту окончания университета большинство из тех, кто хочет остаться в науке, уже имеют какие-то профильные публикации, занимаются активно научной работой и, в общем и целом, даже в определенном смысле востребованы как специалисты.
Я знаю как минимум несколько человек, которые работали как религиоведы уже в магистратуре, по крайней мере. Ну, а вообще, кстати, я знаю одного религиоведа, который работает в администрации президента. Бывают и такие вариации, да.
Я знаю как минимум несколько человек, которые работали как религиоведы уже в магистратуре, по крайней мере. Ну, а вообще, кстати, я знаю одного религиоведа, который работает в администрации президента. Бывают и такие вариации, да.
Марина Бигнова
Религиовед
Я думаю, это всего лишь один на всю администрацию президента религиовед, который там работает.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну, я знаю религиоведа, который работает сейчас главой департамента внутренней политики в регионе, так что теперь у нас их больше стало, такого рода компетентных религиоведов.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
На самом деле, да, религиоведов становится больше, тех, кого можно приводить в пример своим студентам.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Ну, в конце концов, у нас министром был религиовед.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
На самом деле, как я уже сказала, в любой специальности это так, и не только в гуманитарной, то есть ваш успех — это в первую очередь ваш собственный труд во время образовательного процесса.
Те, кто пришли в университет по принципу «я поступил туда, где было проще всего не загреметь в армию» или просто где-то будто учусь, то простите, но как бы свободные кассы — это, видимо, ваш выбор в дальнейшем. Поэтому выбирать специальность религиоведа по принципу «я знаю, что там ничего особо делать не надо, можно читать много интересного и трындеть на интересные темы» — это очень-очень странно. Но бывает и такое.
Кстати, дамы, сейчас, например, есть очень мощная ниша, которую активно осваивают всякие разные специалисты по мистике и эзотерике. Я вот сама, например, учусь сейчас на курсах сексуальной магии, которую ведет один из дипломированных религиоведов и, в общем и целом, рассказывает о разнообразных, интереснейших западных магических традициях в связи, конечно же, с человеческой сексуальностью.
Поэтому, на самом деле, даже запись подкастов можно в определенном смысле монетизировать, если у тебя есть какие-то уникальные знания, и религиоведы в этом отношении, наверное, можно сказать, первые из первых.
Те, кто пришли в университет по принципу «я поступил туда, где было проще всего не загреметь в армию» или просто где-то будто учусь, то простите, но как бы свободные кассы — это, видимо, ваш выбор в дальнейшем. Поэтому выбирать специальность религиоведа по принципу «я знаю, что там ничего особо делать не надо, можно читать много интересного и трындеть на интересные темы» — это очень-очень странно. Но бывает и такое.
Кстати, дамы, сейчас, например, есть очень мощная ниша, которую активно осваивают всякие разные специалисты по мистике и эзотерике. Я вот сама, например, учусь сейчас на курсах сексуальной магии, которую ведет один из дипломированных религиоведов и, в общем и целом, рассказывает о разнообразных, интереснейших западных магических традициях в связи, конечно же, с человеческой сексуальностью.
Поэтому, на самом деле, даже запись подкастов можно в определенном смысле монетизировать, если у тебя есть какие-то уникальные знания, и религиоведы в этом отношении, наверное, можно сказать, первые из первых.
Марина Бигнова
Религиовед
Но это не про нас, к сожалению, потому что мы больные комплексом самозванца и так далее.
Ларис, декан вы у нас один. Соответственно, можете сказать про качество образования в контексте постобразования. То есть вот сейчас мы беседовали, это власть, это научная карьера, это, возможно, какая-то карьера в религиозных структурах каких-то. А где еще религиовед себя может найти?
Ларис, декан вы у нас один. Соответственно, можете сказать про качество образования в контексте постобразования. То есть вот сейчас мы беседовали, это власть, это научная карьера, это, возможно, какая-то карьера в религиозных структурах каких-то. А где еще религиовед себя может найти?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Я, к сожалению, декан, но не религиоведческого факультета, хотя, может быть, именно нынешняя ситуация позволит открыть эту специальность. Учитывая убыль активную религиоведов в стране, может быть, смогут мне как-то посодействовать в этом руководители моего учебного заведения. Но в целом нужно сказать, что на самом деле я всегда позиционировала религиоведов-практиков именно как своего рода посредников между государством, обществом и религиозными организациями.
То есть мне всегда казалось, что это самая широкая и самая практическая сфера. То есть если человек не идет в науку, он должен уметь взаимодействовать и с обществом, и религиозными организациями, балансировать между ними и пытаться каким-то образом помочь и тем, и другим в осуществлении той самой коммуникации для построения гражданского общества.
И вот в этом плане все, что связано с поддержкой тех самых религиозных организаций в более корректном представлении себя в социальном пространстве, корректное взаимодействие со средствами массовой информации, нормальное освещение религиозной жизни средствами массовой информации и медиаструктурами, например, воспитательный полноценный процесс, незыблемость и нерушимость принципа светскости образования, то есть как раз важные очень критерии, что в школы мы религии не пускаем, ну тогда пусть это будет действовать на все, абсолютно на все религиозные организации.
Равенство, кстати говоря, религиозных организаций перед законом и перед государством, то есть равноценность всех организаций. Вот эти моменты для меня это все и есть то, чем должен заниматься религиовед.
Ну и вот самые актуальные вопросы, которые религиоведам, находящимся на самом острие этого копья, получается, которая летит инерционно, острию достается всегда тяжелее всего, острее всего, проблемнее всего, потому что нас-то и перемалывает, копье ступится.
Ну, предположим, острая сегодняшняя проблема. У нас сегодня пострадал человек, вы знаете, погиб военкор, как раз освещающий в том числе религиозные проблемы. Я думаю, что это тема отдельной истории с новостями, но судя по первичному анализу того, что было написано у человека в его телеграм-канале, я могу предположить, что это достаточно целенаправленное убийство.
То есть мне всегда казалось, что это самая широкая и самая практическая сфера. То есть если человек не идет в науку, он должен уметь взаимодействовать и с обществом, и религиозными организациями, балансировать между ними и пытаться каким-то образом помочь и тем, и другим в осуществлении той самой коммуникации для построения гражданского общества.
И вот в этом плане все, что связано с поддержкой тех самых религиозных организаций в более корректном представлении себя в социальном пространстве, корректное взаимодействие со средствами массовой информации, нормальное освещение религиозной жизни средствами массовой информации и медиаструктурами, например, воспитательный полноценный процесс, незыблемость и нерушимость принципа светскости образования, то есть как раз важные очень критерии, что в школы мы религии не пускаем, ну тогда пусть это будет действовать на все, абсолютно на все религиозные организации.
Равенство, кстати говоря, религиозных организаций перед законом и перед государством, то есть равноценность всех организаций. Вот эти моменты для меня это все и есть то, чем должен заниматься религиовед.
Ну и вот самые актуальные вопросы, которые религиоведам, находящимся на самом острие этого копья, получается, которая летит инерционно, острию достается всегда тяжелее всего, острее всего, проблемнее всего, потому что нас-то и перемалывает, копье ступится.
Ну, предположим, острая сегодняшняя проблема. У нас сегодня пострадал человек, вы знаете, погиб военкор, как раз освещающий в том числе религиозные проблемы. Я думаю, что это тема отдельной истории с новостями, но судя по первичному анализу того, что было написано у человека в его телеграм-канале, я могу предположить, что это достаточно целенаправленное убийство.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Это теракт!
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Это целенаправленный теракт, да. Вот с этой точки зрения как раз от религиоведа очень много зависит. С одной стороны, быть честным самим собой, со своими слушателями, зрителями, с целой организацией, с которой он взаимодействует.
Но, с другой стороны, и понимать, что слово-то оно отзовется. Я, как социолог религии, в данном случае должна всегда предупредить о роли, нашей роли в социальном балансе, в социальном равновесии.
Но, с другой стороны, и понимать, что слово-то оно отзовется. Я, как социолог религии, в данном случае должна всегда предупредить о роли, нашей роли в социальном балансе, в социальном равновесии.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Я хотел напомнить, у нас есть специальный выпуск подкаста про работу экспертов и журналистов, чем они нас бесят и как им нужно себя правильно вести при освещении религиозных конфликтов и в том числе актов экстремизма и терроризма.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Ну и самая важная роль, которую, собственно, и я выполняю, и Марина, и Елизавета, потому что без этого нам никуда, это как раз позиция специалиста и эксперта, в том числе судебного специалиста и эксперта, необходимость выявления скрытых мотивов, разъяснения того, что же реально лежит в основе деятельности.
То есть мы работаем с религиозным действием и социальным действием, выявляем, насколько религиозность сопоставима с правовой системой и вообще, насколько допустимы те или иные факты. Но я так понимаю, что тут много кому есть что сказать. Эта тема практически бесконечная, но она действительно очень актуальна.
То есть мы работаем с религиозным действием и социальным действием, выявляем, насколько религиозность сопоставима с правовой системой и вообще, насколько допустимы те или иные факты. Но я так понимаю, что тут много кому есть что сказать. Эта тема практически бесконечная, но она действительно очень актуальна.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Лиз, а вот вы говорили, что у вас много однокурсников, которые работают в разных направлениях. А где можно применять знания религиоведов?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Религиоведов знания можно применять везде, начиная от бытовой магии, заканчивая религиоведческой экспертизой.
На самом деле, если серьезно, когда я обучалась еще в студенчестве своим однокурсникам, по направлению политология, пиар, историков, мы всегда рассказывали, что нас обучают делать различные магические ритуалы, перед каждой парой мы совершаем жертвоприношения. Все очень верили, смеялись, боялись нас, но понятное дело, что у нас академическая наука, ничем таким мы не занимались.
И вот если мы говорим про перспективы в контексте религиоведения, это вопросы, связанные с художественным творчеством, это могут быть вопросы, связанные с социальной деятельностью, это вопросы могут быть связаны с деятельностью работы даже в религиозных организациях. И продвижение религиозных групп с учетом специфики.
Если мы сейчас берем современные тенденции, важность пиара, то почему бы пиарщик с образованием религиоведа, мне кажется, найдет свою нишу. Это и вопросы, касающиеся экскурсоведческих, каких-то туристических аспектов. Недаром в моде религиозный туризм и эзотерический туризм. Это вопросы, связанные с журналистикой, это вопросы, связанные с юридическими аспектами.
Безусловно, для этого требуются определенные дополнения к своей профессиональной деятельности, определенные повышения квалификации, переподготовки. Это вопрос, связанный с психологией.
Организация той же помощи пострадавшим со стороны деструктивных культов, почему бы не иметь базовое религиоведческое образование уже в дальнейшем с психологией, социальной психологией. Это тоже очень важно, это очень интересно.
На самом деле, если серьезно, когда я обучалась еще в студенчестве своим однокурсникам, по направлению политология, пиар, историков, мы всегда рассказывали, что нас обучают делать различные магические ритуалы, перед каждой парой мы совершаем жертвоприношения. Все очень верили, смеялись, боялись нас, но понятное дело, что у нас академическая наука, ничем таким мы не занимались.
И вот если мы говорим про перспективы в контексте религиоведения, это вопросы, связанные с художественным творчеством, это могут быть вопросы, связанные с социальной деятельностью, это вопросы могут быть связаны с деятельностью работы даже в религиозных организациях. И продвижение религиозных групп с учетом специфики.
Если мы сейчас берем современные тенденции, важность пиара, то почему бы пиарщик с образованием религиоведа, мне кажется, найдет свою нишу. Это и вопросы, касающиеся экскурсоведческих, каких-то туристических аспектов. Недаром в моде религиозный туризм и эзотерический туризм. Это вопросы, связанные с журналистикой, это вопросы, связанные с юридическими аспектами.
Безусловно, для этого требуются определенные дополнения к своей профессиональной деятельности, определенные повышения квалификации, переподготовки. Это вопрос, связанный с психологией.
Организация той же помощи пострадавшим со стороны деструктивных культов, почему бы не иметь базовое религиоведческое образование уже в дальнейшем с психологией, социальной психологией. Это тоже очень важно, это очень интересно.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Я, как атеист и социальный психолог, могу сказать, что это не обязательно, они врут всё.
Марин, вопрос. Есть религиовед, хороший религиовед. Что нужно, чтобы он стал судебным экспертом? Ему нужно доучиваться, получать новую печать с тремя шестерками на спине или что?
Марин, вопрос. Есть религиовед, хороший религиовед. Что нужно, чтобы он стал судебным экспертом? Ему нужно доучиваться, получать новую печать с тремя шестерками на спине или что?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
На самом деле, вы знаете, Михаил, чтобы стать судебным экспертом, нужно просто стечение обстоятельств для начала. Не знаю, как все остальные коллеги, но у меня так просто получилось. Потому что однажды ко мне на консультацию пришел сотрудник, неназываемой в либеральных кругах организации, и задал мне вопрос.
Марина Бигнова
Религиовед
ЦРУ?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Нет. И даже не Лэнгли, привет Сергею! Это организация, страшная, кровавая организация из трех букв, которую обычно именуют кровавая гэбня. Конечно же, люди с соответствующим мышлением.
Так вот, значит, он задал мне несколько вопросов, и как-то так обнаружилось, что я внезапно стала в определенном смысле консультировать. Но потом была еще другая организация из трех букв, не менее, так сказать, страшная. Потом появился Центр Э. Ну и в итоге это привело к тому, что разнообразные консультации стали основой самих судебных экспертиз.
Но честно вам скажу, что на самом деле большинство экспертов, мне так кажется, судебную экспертизу осваивало исключительно эмпирическим путем. Через чтение других экспертных заключений, через попытки какой-то самостоятельной исследовательской доказательной деятельности.
То есть, по сути, Михаил, вот если быть краткой и перестать шутить, так сказать, на тему связи с дьяволом продажи души тоталитарному государству, я считаю, что судебное религиоведение — это в первую очередь применение профессиональных исследовательских навыков для доказательства того, в чем ты, собственно говоря, действительно разбираешься, и умение доказать это, в первую очередь, непрофессионалу.
То есть говорить с коллегами намного проще, потому что они тебя понимают, ну, во многих случаях, с полуслова, и с полуслова же готовы ворваться с тобой в профессиональный спор.
Когда ты находишься в роли судебного эксперта, ты, во-первых, споришь не на своем поле в большинстве случаев. То есть сама суть судебной экспертизы во многих судах, она просто остается за кадром. Мне попадались адвокаты, которые вообще ничего не могли спросить, кроме того, что читала ли я Конституцию Российской Федерации или читала ли я какие-то другие специфические правовые книги. Конкретно по религиоведению вопросов задавали очень и очень мало.
Так вот, значит, он задал мне несколько вопросов, и как-то так обнаружилось, что я внезапно стала в определенном смысле консультировать. Но потом была еще другая организация из трех букв, не менее, так сказать, страшная. Потом появился Центр Э. Ну и в итоге это привело к тому, что разнообразные консультации стали основой самих судебных экспертиз.
Но честно вам скажу, что на самом деле большинство экспертов, мне так кажется, судебную экспертизу осваивало исключительно эмпирическим путем. Через чтение других экспертных заключений, через попытки какой-то самостоятельной исследовательской доказательной деятельности.
То есть, по сути, Михаил, вот если быть краткой и перестать шутить, так сказать, на тему связи с дьяволом продажи души тоталитарному государству, я считаю, что судебное религиоведение — это в первую очередь применение профессиональных исследовательских навыков для доказательства того, в чем ты, собственно говоря, действительно разбираешься, и умение доказать это, в первую очередь, непрофессионалу.
То есть говорить с коллегами намного проще, потому что они тебя понимают, ну, во многих случаях, с полуслова, и с полуслова же готовы ворваться с тобой в профессиональный спор.
Когда ты находишься в роли судебного эксперта, ты, во-первых, споришь не на своем поле в большинстве случаев. То есть сама суть судебной экспертизы во многих судах, она просто остается за кадром. Мне попадались адвокаты, которые вообще ничего не могли спросить, кроме того, что читала ли я Конституцию Российской Федерации или читала ли я какие-то другие специфические правовые книги. Конкретно по религиоведению вопросов задавали очень и очень мало.
Марина Бигнова
Религиовед
Фильм «Адвокат Дьявола»
И религиовед для того, чтобы быть судебным экспертом, должен быть готов не только отвечать за свои профессиональные качества, знания, компетенции, он еще должен прекрасно понимать, что он играет там, где его профессиональные компетенции периодически бывают даже в определенном смысле бесполезны.
Неважно, насколько ты качественный специалист, религиовед, но когда ты сталкиваешься с человеком, цель которого доказать невиновность виновного, он заведомо использует очень странные методы.
По этому поводу, наверное, моя коллега по экспертным заключениям, Елена Павловна Кислова, может рассказать гораздо больше, потому что экспертам-лингвистам бывает куда хуже, чем религиоведам, наверное.
Именно потому, что в их компетенции находится большинство дел, связанных с экстремизмом. То есть каких только интересных вещей они про себя потом не узнают. И в социальных сетях, и в средствах массовой информации. А вот недавно Диссернет к этому присоединился.
Но, Михаил, отвечая конкретно на вопрос, религиоведу нужно множество дополнительных компетенций. То есть он должен разбираться не только в своей религиоведческой специальности, но в первую очередь иметь компетенции юридического порядка, правовые знания, которые позволят ему выжить в этом, так сказать, нелегком труде и заодно не утратить душевное равновесие.
Собственно, последнее — это и есть как раз основная проблема, с которой, можно сказать, сталкивается множество экспертов. Ну, а если говорить о содержательной стороне, то тут, конечно, лучше к Ларисе Сергеевне. У нее в этом смысле опыта куда как поболее.
Неважно, насколько ты качественный специалист, религиовед, но когда ты сталкиваешься с человеком, цель которого доказать невиновность виновного, он заведомо использует очень странные методы.
По этому поводу, наверное, моя коллега по экспертным заключениям, Елена Павловна Кислова, может рассказать гораздо больше, потому что экспертам-лингвистам бывает куда хуже, чем религиоведам, наверное.
Именно потому, что в их компетенции находится большинство дел, связанных с экстремизмом. То есть каких только интересных вещей они про себя потом не узнают. И в социальных сетях, и в средствах массовой информации. А вот недавно Диссернет к этому присоединился.
Но, Михаил, отвечая конкретно на вопрос, религиоведу нужно множество дополнительных компетенций. То есть он должен разбираться не только в своей религиоведческой специальности, но в первую очередь иметь компетенции юридического порядка, правовые знания, которые позволят ему выжить в этом, так сказать, нелегком труде и заодно не утратить душевное равновесие.
Собственно, последнее — это и есть как раз основная проблема, с которой, можно сказать, сталкивается множество экспертов. Ну, а если говорить о содержательной стороне, то тут, конечно, лучше к Ларисе Сергеевне. У нее в этом смысле опыта куда как поболее.
Ну, к Ларисе Сергеевне у меня другой вопрос. Марина правильно обозначила, что есть высокая конфликтность среди экспертов и особенно религиоведов. И я это называю некой гражданской войной у религиоведов, как было в Британии. В Британии победили представители новых религиозных движений и деструктивных культов. А что происходит у нас в стране?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
У нас в стране как раз на тему экспертизы действительно произошло своеобразное размежевание между религиоведами и религиоведами. Если совсем быть точнее и серьезнее рассмотреть этот вопрос, ситуация не просто в кейсе Астаховой, который в свое время фигурировал, наши слушатели, если они не знают эту историю, могут, наверное, погуглить и проверить, гугл у нас не по талонам.
Мы отдельно рассказать об этом можем, но это, в принципе, на мой взгляд, всего лишь лакмусовая бумажка в ситуации, сложившейся вообще на поле религиоведения, нежели проблема, связанная конкретно с моей персоной. Как бы мне не хотелось считать, что я значима.
В общем-то, проблема заключается в том, что действительно у нас в определенный момент очень сильное размежевание коснулось тематики, насколько корректным является использование финансовой поддержки со стороны религиозных организаций, консультирования религиозных организаций, новых религиозных движений. И допустимо ли эту поддержку продлевать, скажем так, в рамках судебных процессов? Это одна сторона вопроса.
То ест у нас по этой теме разбилось сообщество на людей, считающих, что, скажем так, новое религиозное движение необходимо всячески поддерживать, даже иногда в ущерб некого здравого или правового смысла, поскольку это разные формы религиозной жизни, и религиовед, естественно, заинтересован в том, чтобы эти разные формы религиозной жизни существовали и длились. Поэтому, если даже организация нарушает закон в чем-то, нужно ее поддержать и не дать государству закрыть или запретить эту организацию.
Есть другая сторона, это сторона так называемых сектоборцев, которые считают, что все новые религиозные движения надо закрывать. Они все являются формами ересей, отражением уже не самых лучших форм религиозной жизни, уже отработанных, скажем так, ну, просто перешедшим на новый уровень. Все это компиляции имеющихся ересей, и с ними необходимо бороться.
Обычно такую позицию поддерживают сторонники традиционных религий, и как раз к сектоборцам меня в свое время причислили, например, совершенно неоправданно, поскольку я никогда не действовала в интересах своей религиозной организации.
Мы отдельно рассказать об этом можем, но это, в принципе, на мой взгляд, всего лишь лакмусовая бумажка в ситуации, сложившейся вообще на поле религиоведения, нежели проблема, связанная конкретно с моей персоной. Как бы мне не хотелось считать, что я значима.
В общем-то, проблема заключается в том, что действительно у нас в определенный момент очень сильное размежевание коснулось тематики, насколько корректным является использование финансовой поддержки со стороны религиозных организаций, консультирования религиозных организаций, новых религиозных движений. И допустимо ли эту поддержку продлевать, скажем так, в рамках судебных процессов? Это одна сторона вопроса.
То ест у нас по этой теме разбилось сообщество на людей, считающих, что, скажем так, новое религиозное движение необходимо всячески поддерживать, даже иногда в ущерб некого здравого или правового смысла, поскольку это разные формы религиозной жизни, и религиовед, естественно, заинтересован в том, чтобы эти разные формы религиозной жизни существовали и длились. Поэтому, если даже организация нарушает закон в чем-то, нужно ее поддержать и не дать государству закрыть или запретить эту организацию.
Есть другая сторона, это сторона так называемых сектоборцев, которые считают, что все новые религиозные движения надо закрывать. Они все являются формами ересей, отражением уже не самых лучших форм религиозной жизни, уже отработанных, скажем так, ну, просто перешедшим на новый уровень. Все это компиляции имеющихся ересей, и с ними необходимо бороться.
Обычно такую позицию поддерживают сторонники традиционных религий, и как раз к сектоборцам меня в свое время причислили, например, совершенно неоправданно, поскольку я никогда не действовала в интересах своей религиозной организации.
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Ну и я бы назвала некую среднюю часть, серединку людей воздержавшихся. Тех, кто пытаются, с одной стороны, научно изучать новые религиозные движения, секты, группы, культы и так далее как ученые, но при этом готовых выступить экспертами по изученным им культам в случае, если необходимо разобраться в вопросах правового характера.
Здесь есть еще второй критерий классификации, они очень часто накладываются на первый. Второй критерий активно связан с проблемой, которая была затронута Мариной Ринатовной косвенно. Это проблема научности, судебной экспертизы.
Дело в том, что есть группа людей, которые считают, что действительно судебная экспертиза, религиозная экспертиза — это лишь отражение, это просто, скажем так, перенесенное в другую форму научное исследование научными же методами некого объекта исследования.
Я к этим людям, кстати говоря, отношусь. Я считаю, что ни один эксперт не будет никогда специалистом высокого класса, если он не имеет навыка полевого исследования, если он не знает, как функционирует нормальная религиозная жизнь в нормальных условиях. Тогда он сможет действительно отделить патологию от нормы хотя бы в каких-то условных рамках и плюс сопоставить ее с законом. И вообще, строго говоря, у нас это требование юридическое. Все законы и подзаконные акты, которые упоминают экспертизу, говорят о том, что это исследование, сделанное научными методами, проведенное научными методами.
Есть группа людей, которые считают, что как раз наоборот, экспертиза — это нечто юридическое. Как бы религиовед, который стал заниматься экспертизой, он А) ложится под государство, простите за грубое выражение, и Б) он таким образом перестает быть ученым, он становится сугубо практиком, причем практиком от государства.
Я всегда задаю два вопроса. Первый вопрос: как быть с ситуациями, когда я, решая вопросы, поставленные мне следствием, принимаю позицию, например, обвиняемого? То есть если я выступаю на стороне религиозной организации, такие случаи были, и они, естественно, могут быть и далее.
То есть что делать в случае, если эксперт принимает решение не в пользу государства, условно говоря, считает, что нет нарушения закона в данном случае? То есть почему всех экспертов мажут одним миром и говорят, что они однозначно выполняют определенный госзаказ? Это не совсем корректно.
И второй вопрос, который я в этом случае задаю людям, так и не получила ни одного ответа, это как раз почему же теряется научность, если благодаря экспертной работе, я думаю, все эксперты со мной согласятся, мы получаем просто фантастический массив материала о религиозной жизни разных организаций, который ни один полевой исследователь чаще всего не получит, просто потому что, ну, скажем так, до некоторых ступеней внутренней жизни мы просто не дойдем. Поэтому большинство известных мне судебных экспертов, как религиоведы, обычно выше теоретиков на голову, просто потому, что они знают о реалиях религиозной жизни.
Другое дело, что, к сожалению, экспертная практика очень сильно ограничивает нас в вопросах научной деятельности. То есть мы зачастую либо не имеем права писать книги по результатам только что пройденных судебных заседаний, либо просто банально не успеваем, потому что у нас на это не бывает времени, а оно у нас кончается.
Здесь есть еще второй критерий классификации, они очень часто накладываются на первый. Второй критерий активно связан с проблемой, которая была затронута Мариной Ринатовной косвенно. Это проблема научности, судебной экспертизы.
Дело в том, что есть группа людей, которые считают, что действительно судебная экспертиза, религиозная экспертиза — это лишь отражение, это просто, скажем так, перенесенное в другую форму научное исследование научными же методами некого объекта исследования.
Я к этим людям, кстати говоря, отношусь. Я считаю, что ни один эксперт не будет никогда специалистом высокого класса, если он не имеет навыка полевого исследования, если он не знает, как функционирует нормальная религиозная жизнь в нормальных условиях. Тогда он сможет действительно отделить патологию от нормы хотя бы в каких-то условных рамках и плюс сопоставить ее с законом. И вообще, строго говоря, у нас это требование юридическое. Все законы и подзаконные акты, которые упоминают экспертизу, говорят о том, что это исследование, сделанное научными методами, проведенное научными методами.
Есть группа людей, которые считают, что как раз наоборот, экспертиза — это нечто юридическое. Как бы религиовед, который стал заниматься экспертизой, он А) ложится под государство, простите за грубое выражение, и Б) он таким образом перестает быть ученым, он становится сугубо практиком, причем практиком от государства.
Я всегда задаю два вопроса. Первый вопрос: как быть с ситуациями, когда я, решая вопросы, поставленные мне следствием, принимаю позицию, например, обвиняемого? То есть если я выступаю на стороне религиозной организации, такие случаи были, и они, естественно, могут быть и далее.
То есть что делать в случае, если эксперт принимает решение не в пользу государства, условно говоря, считает, что нет нарушения закона в данном случае? То есть почему всех экспертов мажут одним миром и говорят, что они однозначно выполняют определенный госзаказ? Это не совсем корректно.
И второй вопрос, который я в этом случае задаю людям, так и не получила ни одного ответа, это как раз почему же теряется научность, если благодаря экспертной работе, я думаю, все эксперты со мной согласятся, мы получаем просто фантастический массив материала о религиозной жизни разных организаций, который ни один полевой исследователь чаще всего не получит, просто потому что, ну, скажем так, до некоторых ступеней внутренней жизни мы просто не дойдем. Поэтому большинство известных мне судебных экспертов, как религиоведы, обычно выше теоретиков на голову, просто потому, что они знают о реалиях религиозной жизни.
Другое дело, что, к сожалению, экспертная практика очень сильно ограничивает нас в вопросах научной деятельности. То есть мы зачастую либо не имеем права писать книги по результатам только что пройденных судебных заседаний, либо просто банально не успеваем, потому что у нас на это не бывает времени, а оно у нас кончается.
Всегда хочется сказать, и неправильные эксперты тоже вас поддерживают, и спасибо товарищу майору за конфискат, потому что этот конфискат нам потом помогает узнавать всякую вашу внутрянку, дорогие культисты. Особенно переписка. Очень приятно с этим работать.
Елизавета, есть ли какие-то рекомендации религиоведам состоявшимся и те, которые планируют стать религиоведами?
Елизавета, есть ли какие-то рекомендации религиоведам состоявшимся и те, которые планируют стать религиоведами?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Больше, наверное, рекомендации для тех, кто находится в активном религиоведческом поиске или на активном религиоведческом пути.
Ну, в первую очередь, не надо романтизировать религиоведческую экспертизу.
Если мы говорим о религиоведении, религиоведческая экспертиза — это только одна небольшая часть того, чем могут заниматься религиоведы. И когда мы говорим про религиоведческую экспертизу, мы, между прочим, записывали целый подкаст, посвященный в том числе этому вопросу, мы должны понимать, что это ответственные исследования, за результаты которых мы несем. в том числе юридическую ответственность.
А во-вторых, для тех, кто находится в активном религиоведческом пути, и вообще я служу по своим студентам, очень важно не стигматизировать религиозные организации, а очень адекватно и объективно относиться к деятельности каждой религиозной организации, религиозной группы или религиозного движения.
Часто отмечаю страх студентов перед походом в какие-либо религиозные учреждения, потому что они читали где-то, или им бабушки говорили, что вот там вот младенцев кушают, а вот те вот квартиру обязательно отберут, а эти вообще завербуют и не выпустят. Хотя мои детеныши-то уже не младенцы и квартиры еще свои собственные зачастую не имеют. Но тем не менее объективность, здоровый академический подход и, самое главное, академические интересы, они помогут сотворить небольшое академическое чудо.
И, дорогие студенты, или те, кто становится студентом, или те, кто был студентом и думает, не получить ли второе высшее образование, связанное с религиоведением, ключевая и важная задача — это получать удовольствие от программы обучения у нас.
Потрясающая, очень интересная программа обучения, и нужно вкушать ее, читать с удовольствием книги, посещать, если есть возможности, экскурсии, если есть возможности, различные мероприятия. Благо сейчас и литература, и мероприятия, и даже экскурсионные образовательные программы находятся в доступе, и главное — это мотивация.
Ну, в первую очередь, не надо романтизировать религиоведческую экспертизу.
Если мы говорим о религиоведении, религиоведческая экспертиза — это только одна небольшая часть того, чем могут заниматься религиоведы. И когда мы говорим про религиоведческую экспертизу, мы, между прочим, записывали целый подкаст, посвященный в том числе этому вопросу, мы должны понимать, что это ответственные исследования, за результаты которых мы несем. в том числе юридическую ответственность.
А во-вторых, для тех, кто находится в активном религиоведческом пути, и вообще я служу по своим студентам, очень важно не стигматизировать религиозные организации, а очень адекватно и объективно относиться к деятельности каждой религиозной организации, религиозной группы или религиозного движения.
Часто отмечаю страх студентов перед походом в какие-либо религиозные учреждения, потому что они читали где-то, или им бабушки говорили, что вот там вот младенцев кушают, а вот те вот квартиру обязательно отберут, а эти вообще завербуют и не выпустят. Хотя мои детеныши-то уже не младенцы и квартиры еще свои собственные зачастую не имеют. Но тем не менее объективность, здоровый академический подход и, самое главное, академические интересы, они помогут сотворить небольшое академическое чудо.
И, дорогие студенты, или те, кто становится студентом, или те, кто был студентом и думает, не получить ли второе высшее образование, связанное с религиоведением, ключевая и важная задача — это получать удовольствие от программы обучения у нас.
Потрясающая, очень интересная программа обучения, и нужно вкушать ее, читать с удовольствием книги, посещать, если есть возможности, экскурсии, если есть возможности, различные мероприятия. Благо сейчас и литература, и мероприятия, и даже экскурсионные образовательные программы находятся в доступе, и главное — это мотивация.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Марина, а посоветуете книги для религиоведов, пожалуйста? Я думаю, их должно быть несколько тысяч, но две или три можно посоветовать.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Михаил, вы знаете, советовать книги религиоведам — дело неблагодарное. Как каждый философ считает, что только его философская концепция является основополагающей, а все остальные просто не очень хорошо понимают, что такое философия, я боюсь, что и в религиоведческом сообществе ситуация примерно такая же. Но все-таки возьму на себя смелость порекомендовать некоторую литературу.
Марина Бигнова
Религиовед
Но если вы хотите получить московскую прописку, то вы должны обязательно посоветовать «Сектоведение» господина Дворкина.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Нет, Михаил, я боюсь, что, несмотря на мое очень хорошее личное отношение к Александру Леонидовичу, о религиоведении из его «Сектоведения» вы узнаете очень мало.
На самом деле, я бы советовала все-таки почитать классические учебники по религиоведению, то есть их всего два, таких, по поводу которых не гремят, так сказать, профессиональные споры. Это учебник «Религиоведение» под редакцией Марианны Шахнович и, конечно же, учебник «Религиоведение» под редакцией Николая Ивановича Яблокова. Соответственно, издание Санкт-Петербургского государственного университета и издание Московского государственного университета.
Очень большой блок литературы по религиоведению издает Юрайт. В частности, у них есть масса книг, посвященных специфическим проблемам религиоведения, тоже в виде учебников. Ну, например, они издали учебное пособие для магистратуры «Методологические проблемы религиоведения» Красникова, а также у них есть классное совершенно пособие по социологии, мистике и эзотерике.
Есть несколько очень-очень интересных книг, посвященных, собственно говоря, даже религиозной экспертизе. Правда, если честно, достать их в открытом доступе практически невозможно. И на сайте издательства, по крайней мере, у меня, например, проблемы с их покупкой. Может быть, кому-то из читателей повезет больше.
Ну и, наверное, о зарубежном религиоведении можно почитать, как ни странно, наиболее подробно в книге Владимира Александровича Муртиновича «Сектантство. Возникновение и миграция». Но, правда, там тоже информация весьма специфическая, посвященная как раз в основном новым религиозным движениям.
А так, на самом деле, рынок религиоведческой литературы чрезвычайно разнообразен. И вот в связи с этим, Михаил, кстати, я хотела вставить еще два комментария.
Первое. Религиоведам, так же как историкам, сильно не везет. То есть у нас каждый второй человек религиовед в стране. Сам себе, так сказать, религиовед. Поэтому всегда имеет мнение по религиоведческим вопросам вне зависимости от того, какое он получил и образование, и какие у него, соответственно, знания.
И второе, напоминаю, пожалуйста, уважаемые слушатели, религиовед не знает ответа на вопрос, есть ли Бог. Это не наша специализация, простите.
На самом деле, я бы советовала все-таки почитать классические учебники по религиоведению, то есть их всего два, таких, по поводу которых не гремят, так сказать, профессиональные споры. Это учебник «Религиоведение» под редакцией Марианны Шахнович и, конечно же, учебник «Религиоведение» под редакцией Николая Ивановича Яблокова. Соответственно, издание Санкт-Петербургского государственного университета и издание Московского государственного университета.
Очень большой блок литературы по религиоведению издает Юрайт. В частности, у них есть масса книг, посвященных специфическим проблемам религиоведения, тоже в виде учебников. Ну, например, они издали учебное пособие для магистратуры «Методологические проблемы религиоведения» Красникова, а также у них есть классное совершенно пособие по социологии, мистике и эзотерике.
Есть несколько очень-очень интересных книг, посвященных, собственно говоря, даже религиозной экспертизе. Правда, если честно, достать их в открытом доступе практически невозможно. И на сайте издательства, по крайней мере, у меня, например, проблемы с их покупкой. Может быть, кому-то из читателей повезет больше.
Ну и, наверное, о зарубежном религиоведении можно почитать, как ни странно, наиболее подробно в книге Владимира Александровича Муртиновича «Сектантство. Возникновение и миграция». Но, правда, там тоже информация весьма специфическая, посвященная как раз в основном новым религиозным движениям.
А так, на самом деле, рынок религиоведческой литературы чрезвычайно разнообразен. И вот в связи с этим, Михаил, кстати, я хотела вставить еще два комментария.
Первое. Религиоведам, так же как историкам, сильно не везет. То есть у нас каждый второй человек религиовед в стране. Сам себе, так сказать, религиовед. Поэтому всегда имеет мнение по религиоведческим вопросам вне зависимости от того, какое он получил и образование, и какие у него, соответственно, знания.
И второе, напоминаю, пожалуйста, уважаемые слушатели, религиовед не знает ответа на вопрос, есть ли Бог. Это не наша специализация, простите.
Марина Бигнова
Религиовед
Теологам.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
И если вы будете читать религиоведческую литературу с целью узнать ответ на этот замечательный сакраментальный вопрос, то, боюсь, что и там вы тоже ответа не найдете.
А вообще религиоведы — такие профессиональные агностики, скорее, во многом, по крайней мере, в публичном поле, потому что ангажированность определенного рода, она не есть свойство ученого. То есть ученый должен четко понимать, что есть он как человек, например, верующий или неверующий, и, соответственно, есть ученый, то есть исследователь, который занимается изучением определенной проблемы и оставляет свои религиозные пристрастия и антипатии за кадром.
Это, конечно, не всегда и не всем удается, но мы очень надеемся, что религиоведение в будущем все-таки будет соблюдать этот так называемый золотой стандарт. И в целом у нас такие примеры действительно есть.
А вообще религиоведы — такие профессиональные агностики, скорее, во многом, по крайней мере, в публичном поле, потому что ангажированность определенного рода, она не есть свойство ученого. То есть ученый должен четко понимать, что есть он как человек, например, верующий или неверующий, и, соответственно, есть ученый, то есть исследователь, который занимается изучением определенной проблемы и оставляет свои религиозные пристрастия и антипатии за кадром.
Это, конечно, не всегда и не всем удается, но мы очень надеемся, что религиоведение в будущем все-таки будет соблюдать этот так называемый золотой стандарт. И в целом у нас такие примеры действительно есть.
Марина Бигнова
Религиовед
Или вы начнете верить в существование дьявола, прочитав несколько религиоведческих книг, в Бога, возможно, не поверите.
Михаил Вершинин
Социальный психолог
О, Михаил, вы знаете, литература по сатанизму у нас в Российской Федерации — это большая проблема. Вообще, если честно, мне года три назад понадобился эксперт по сатанизму, так я обыскалась человека, который мог бы сказать что-то более-менее адекватное по этому вопросу.
Хотя в публичном поле по отношению к сатанизму у нас огромное количество публикаций, но большая часть из них сводится к истории о том, что сатана не дремлет, и все или многие новые религиозные движения есть по рождению сатанизма.
Хотя в публичном поле по отношению к сатанизму у нас огромное количество публикаций, но большая часть из них сводится к истории о том, что сатана не дремлет, и все или многие новые религиозные движения есть по рождению сатанизма.
Марина Бигнова
Религиовед
Да вам надо к Лизе было обратиться, у них на кладбище в Челябинске там просто толпы. Либо снег продают с могилки этого мальчика полусвятого, про который мы делали спецвыпуск «Святые и не святые», про выдуманных всяких святых, либо просто нормальные уральские сатанисты. Да, Лиз?
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Михаил просто переживает, ему скидку не сделали.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Ну и потом, кто-то же истребляет голубей в Челябинске. Это совершенно точно дело рук сатанистов. Ой, простите за конспирологию.
Марина Бигнова
Религиовед
Да, мы не отвечаем на вопрос, есть ли Бог, но также не снимаем порчу, не накладываем порчу и не продаем желтый снег.
Елизавета Щетинина
Религиовед
Ну, психологам так не повезло. У нас в любую запрещенную социальную сеть зайти, там психологи даже и клизмы делают.
Спасибо, что слушаете наш подкаст, изучаете новое и задаете нам вопросы. На какие-то мы можем ответить, а на какие-то вам нужно искать ответы самим. Рынок труда уже устоялся, и это не бурные 90-е, где вы можете с любой специальностью работать в любой отрасли. Да и если говорить глобально, то одной специальности или группы навыков уже недостаточно. Получайте новые.
Для религиоведов это может быть психология, даже менеджмент, маркетинг, история. Да-да, есть большая доля потребителей, которые потребляют, исходя из своих религиозных предпочтений, взаимодействуют с разными брендами, в которых есть кусочки религии. Главное, помните, что получение высшего образования — это лишь небольшой, но значимый этап в вашем непрерывном обучении.
Учитесь, слушайте наш подкаст, читайте книги. Нашей стране и обществу нужны хорошие учителя, врачи, полицейские, строители, инженеры, ученые, летчики, психологи, таксисты, курьеры, дворники, политики и даже религиоведы.
Пока-пока!
Спасибо, что слушаете наш подкаст, изучаете новое и задаете нам вопросы. На какие-то мы можем ответить, а на какие-то вам нужно искать ответы самим. Рынок труда уже устоялся, и это не бурные 90-е, где вы можете с любой специальностью работать в любой отрасли. Да и если говорить глобально, то одной специальности или группы навыков уже недостаточно. Получайте новые.
Для религиоведов это может быть психология, даже менеджмент, маркетинг, история. Да-да, есть большая доля потребителей, которые потребляют, исходя из своих религиозных предпочтений, взаимодействуют с разными брендами, в которых есть кусочки религии. Главное, помните, что получение высшего образования — это лишь небольшой, но значимый этап в вашем непрерывном обучении.
Учитесь, слушайте наш подкаст, читайте книги. Нашей стране и обществу нужны хорошие учителя, врачи, полицейские, строители, инженеры, ученые, летчики, психологи, таксисты, курьеры, дворники, политики и даже религиоведы.
Пока-пока!
Михаил Вершинин
Социальный психолог
Всем пока!
Лариса Астахова
Религиовед & Судебный эксперт
Пока-пока!
Марина Бигнова
Религиовед
Пока-пока!
Елизавета Щетинина
Религиовед