Как журналистам и экспертам обсуждать тему сект и экстремизма

Говорят, что есть три древнейших профессии. Помимо той, о которой вы подумали есть еще две — это журналисты и эксперты. Сегодня мы с моими коллегами-экспертами поговорим о журналистах. А если хорошо поговорим, то журналисты поговорят о нас после этого выпуска.

Сегодня с вами Сергей Бредихин, социолог, который много работает с чиновниками, общественными организациями, выстраивая профилактическую работу. Михаил Вершинин, социальный психолог, консультант по выводу людей из сект и радикальных организаций.

Всем привет, и я жертва российской журналистики.

Елизавета Щетинина, религиовед, который очень много работает с учебными заведениями и агрессивными субкультурами.

Сегодня неправильные эксперты будут говорить про правильных журналистов.

И Марина Бигнова, религиовед, педагог и судебный эксперт.

Как всякий судебный эксперт, я бегаю от журналистов, даже быстрее, чем Михаил.

А также наш постоянный слушатель и участник наших передач — товарищ Майор, для которого специальный дисклеймер.

Несмотря на то что некоторые из экспертов относятся к журналистам весьма негативно и считают, что они всем миром мазаны, на самом деле, медиа бывают разные. Не правда ли, Михаил?

Если говорить про медиа, то действительно, они бывают разные. В каждом регионе набор свой, но есть определенные типы, которые подходят для любого региона.

Есть так называемые независимые медиа, хотя с 24-го февраля этого года их стало на порядок меньше, как вымирающий вид. Те, которые остаются, они связаны с финансово-промышленными группами, которые содержат подобные медиа.

Есть региональные медиа, которые, чтобы выжить, вынуждены получать дотации, гранты и другую закамуфлированную поддержку от местной власти. Некоторые из них выглядят, как будто они независимые, а другие не стесняются и кричат: «Славься, местное руководство!». Это не хорошо и не плохо, это способ выживания, так как рекламодателей от местного бизнеса все меньше и меньше. И опять, это не совсем связано с экономикой, это связано с развитием Интернета, куда утекает все больше рекламных бюджетов.

В нашей реальности, где мы обсуждаем секты и различные экстремистские организации, есть еще локально-национальные или религиозные медиа. Они могут быть локальные и разбиты по видам традиционных религий, то есть находятся при каком-то духовном управлении или региональном отделении церкви, так можно сказать, или какой-то этнической ассоциации.

Есть филиалы федеральных медиа, которые выпускают и печатают федеральные выпуски, добавляя туда немного местного контента.

Есть так называемые бизнес-издания, которые рассказывают про успешный успех и собирают большую часть того рекламного бюджета, которого не хватает простым региональным медиа, которые потом попрошайничают у местных властей.

И есть относительно новый феномен — гаражные медиа. То есть это различные группы людей, которые выступают медиа, называют себя медиа, но по форме это проектная команда, которая под каким-то брендом пишет тексты, и у них даже не всегда оформлена лицензия как у электронного СМИ. Раньше в ЖЖ такое часто встречалось. Сейчас это становится местными локальными медиа.
Хотя бывают и бизнес-издания.

Остается еще так называемая блогосфера. Это каналы в различных мессенджерах, где обсуждаются местные новости, инсайды, кто кого заказал, кто кого подставил и что хорошего или плохого произошло в вашем регионе.

Если вы хотите увидеть любой отток новостей, есть такой сервис «MediaMetrics», ссылочка будет в описании. Он бесплатный. Вы можете туда зайти, выбрать свое название города, социальную сеть, и он покажет с интервалом 10 минут, час, сутки и еще там есть типа 10 дней, 30 дней, что самое популярное постили с новостных ресурсов в вашем регионе или городе. Там в основном будет ДТП, аварии, все это, кровь и кишки, так называемый шок-контент, к сожалению. Это вне зависимости от региона, где вы проживаете, так везде, люди любят этим делиться.

Если говорить про какую-то уникальность медиа, то они часто влияют на формирование новостной повестки дня в регионе или в стране и формируют имидж других участников коммуникации. В нашем случае они формируют имидж эксперта, который дает им какое-то интервью, и тому инциденту, тому событию, которые мы с вами обсуждаем.

Что еще можно сказать страшного про медиа? Что это так называемая «четвертая власть» в стране. Хотя я не знаю, коллеги, вы что про это думаете, про «четвертую власть» в стране?

На самом деле, часто приходится слышать от журналистов, особенно тех, кто преподает где-нибудь в университетах, о том, что они несут высокую общественную роль, преподнося объективную информацию, чуть ли не ища истину в этом мире. Но вот если посмотрим любые методички, связанные с тем, как оценивать правильно медиа и что такое медиаграмотность.

Первым пунктом там будет стоять то, что независимых медиа не бывает. Любые медиа кому-то принадлежат, на кого-то работают и, соответственно, работают в целях заказчика так или иначе.

Я думаю, что у каждого из нас есть свои забавные истории взаимодействия с медиа, особенно региональными. Может быть, Марина и Елизавета поделятся с нами?

У меня была забавная история взаимодействия с одной из известных передач. У нее, по-моему, был даже слоган: «Интриги. Скандалы. Расследования». Не помню, как она называлась, но это было весьма забавно.

Как-то поздним декабрьским вечером позвонил мне молодой человек и задал вопрос: «Скажите, пожалуйста, вы согласны откомментировать…» и дальше следовало название какой-то религиозной группы.

Я говорю: «Простите, а вы вообще, собственно, для чего спрашиваете мой комментарий?». Потому что комментарий был в стиле «а правда, что они едят людей?». Хотя эта религиозная группа ничем таким не занималась.

Я говорю: «Знаете, нет. Я не могу это все комментировать, это не моя стезя». И все такое прочее.

Не все московские эксперты готовы комментировать политику Кремля. Мало ли что там едят?

Мы шесть лет назад с коллегой проводили закрытый семинар для представителей комиссии по противодействию экстремизма. По-моему, это был городской уровень. И после этого получилась статья о том, как здорово и прекрасно мы организовываем сеть информаторов для сбора данных о каждом! Уважаемые горожане, в случае чего, обращайтесь к нам!

Но это, к сожалению, не единственная такая ироничная форма нашей деятельности, которую мы встречаем в средствах массовой информации. Не так давно выходили статьи, посвященные киберволонтерству, где вопросы аналитики опускались до уровня стереотипизации, и сразу же в глазах виделись несчастные дети, которые сидят в классах, которые постоянно мониторят деструктивный контент. И такая бригада «павликов морозовых», хотя в интервью мы объясняли о том, что киберволонтерство в нашей деятельности не эффективный инструмент, мы за взрослую аналитику и за формирование навыков медиабезопасности, критического мышления.

Еще один забавный случай был, связанный с семинаром по профилактике суицидального поведения, когда после семинара вышла статья, где описывалось, как спикер в лице меня продемонстрировал интерактивные методы совершения суицида. По-моему, даже в анонсе на сайте именно так и начиналось, хотя мы говорили о профилактике, говорили о критическом мышлении и в том числе о правилах медиабезопасности, уж тем более никаких интерактивных способов и других диверсий спикер в лице меня опять-таки не озвучивал.

Страшные вы люди. Вот есть фабрика троллей, у вас есть фабрика информаторов.

Если быть серьезными, уважаемые коллеги по неправильности, то не так давно попалась мне одна диссертация на соискание ученой степени кандидата наука. Точнее, не сам текст, а автореферат к нему. И там была выдвинута любопытная гипотеза, касающаяся как раз взаимоотношения средств массовой информации и определенных тем.

Речь шла об исламе, в первую очередь, и был выдвинут такой тезис, что наше современное российской инфополе относительно ислама весьма специфично.

Итак, как вы поняли, дорогие друзья, у нас здесь сложился небольшой кружок ненависти в отношении журналистов. Но тем не менее, мы должны понимать, что эксперты бывают разными. Например, мы делим экспертов на правильных и неправильных. И, как водится во всяких сектах, к неправильным мы относим всех тех, кто не вступает в наш круг, в нашу секту. Так, Михаил?

На самом деле, наоборот. Мы неправильные, а все остальные правильные. Но наше неправильное — это путь к истине. А их правильное — это путь в ад. И сегодня я вам про это расскажу.

У меня есть маленькая типология, какие бывают эксперты. Есть эксперты-звезды, это так называемые публичные люди, которые известны широкой публике, но работают в сфере шоу-бизнеса, культуры и спорта, которые обсуждают это событие со стороны обывательской точки зрения. Это так называемые эксперты, которые вчера обсуждали спорт, сегодня обсуждают, как выросли цены на бумагу. Я опять про бумагу. А вечером они начинают рассуждать с умным видом про какую-нибудь религиозную экстремистскую организацию. Они известны, у них есть подписчики, они популярны. Но в нашей теме они не известны. Но многие медиа их берут как комментаторов, потому что они звезды.

Есть еще так называемые эксперты, представители традиционной религии. Это специалисты, имеющие связи с традиционными религиями или духовный сан. Они обсуждают события с позиции теологии или той идеологии, которую они представляют. Там бывают разные варианты: бывают взвешенные и аккуратные, а бывает так, что хочется отключить трансляцию этих экспертов на регионы, где проживают люди другого вероисповедания. Я думаю, вы с таким часто сталкивались.

У меня был случай, когда на самарском телевидении лет 15 назад мы записывали прямой эфир с молодежью, где обсуждали экстремизм. И со мной рядом сидел представитель духовного управления мусульман. Еще главный психиатр области был. Великолепно пообщались, поговорили. Доходим до каких-то важных вещей, и в самом конце представитель духовного управления мусульман, мулла начинает рассказывать про джиннов.

Это типичный экстремистский лозунг, он давно внесен в список экстремистских материалов.

Да, за нами приедут.

Есть эксперты от других наук. Это представители смежных наук, таких как политология, психология, социология, религиоведение и так далее, которые берут эту проблему, например, терроризма или религиозного экстремизма, и затрагивают это в своих исследованиях. Здесь часто бывает такое, что вот он специализируется на блохах. И начинается: если бы у террористов были бы блохи, то там была бы шерсть. И вот это все иногда тоже выглядит очень комично. Бывают, конечно, хорошие исследователи, но чаще по телевидению мы видим именно тех, которые разбираются в блохах.

Видите ли, тут бывает еще одна проблема. Дело в том, что очень часто коллеги, которые говорят про терроризм, я имею в виду ученых коллег, тех, кто претендует на определенную научную специфику, они, как правило, почему-то считают, что здесь научное мышление должно быть отброшено в сторону, потому что всем же понятно, что такое терроризм. Мы же инстинктивно знаем, что террористы — это вот это вот. Все скатывается не просто к примитивному лозунгу, но даже к попыткам изобрести какие-то сверхтермины, сверхнаучные способы объединить несколько научных дисциплин под эгидой какого-либо важного нового слова в науке.

Я вот даже знаю, что не так давно была попытка создать новую экспертную специальность ВАК, тоже очень интересный был момент.

Просто надо понимать, что с таким настроением слона не продашь, и когда ты хочешь продать слона и продать его по телевизору, очень классно придумать его название. У вас, у религиоведов, это сейчас, кажется, называется деструктология. Новый розовый слон, который недавно был надут и продается под видом новой религиоведческой экспертизы.

Увы, Михаил, в данный момент я лишена возможности комментировать данный факт.

Цензура, цензура.

А вы можете материться, мы потом запикаем.

Есть эксперты-политики, это публичные лица, которые представляют законодательную или исполнительную власть, чья деятельность напрямую или косвенно связана с темой национальной безопасности и с терроризмом. Как правило, это отставные военные, бывшие военные, лоббисты от военных. И очень часто это люди, у которых большая часть их активной профессиональной деятельности была при Советском Союзе. И сейчас они в основном воспроизводят запретить, принять пять законов о прете, отказаться, запретить, запретить, есть классный аналог, зачем вам туалетная бумага, когда во дворе растут лопухи?

Классика жанра, мы ее часто видим, к сожалению, она распространяется на такие темы, как обсуждение экстремизма и терроризма. Для какого-то публичного дискурса, конечно, такие люди. У них тоже есть своя аудитория, они кому-то нравятся, это нормально. Не нормально, когда только такие люди и выступают по телевидению. Или которые дают свое мнение для различных медиа. Мы сегодня поговорим, как журналисты выбирают, у кого взять интервью.

И есть мои любимые эксперты-фрики. Это говорящие головы, не имеющие компетенций, часто с мифологизированной биографией, но готовые говорить на любую тему. Если вы смотрите российские политические ток-шоу, то там в роли иностранцев, всяких иностранных экспертов в зале обычно выступают всякие ремонтники, доставщики пиццы, которые что-то делают в Москве и изображают из себя куклу с флагом той страны, которая нам не нравится. И говорят те вещи, которые от них ожидают. Это очень грустно.

А есть еще, конечно, просто городские сумасшедшие, имеющие каких-то покровителей во власти, которые создают им возможность выступать. На телевидении в начале 2000-х обсуждали какие-то коробочки всем россиянам воткнуть в трубы с водой, чтобы у нас какая-то вода специальная пошла. Это обсуждалось на уровне руководства Госдумы.

Петрик, Петрик, да. И его друг Грызлов.

Петрик. Это был Петрик, да.

Вот-вот-вот. Понимаете, то есть вот как раз, когда такие эксперты выползают и начинают рассказывать, это становится смешно. Некоторые из этого делают бизнес, называют это «Роснано» и 15 лет осуществляют так называемую научную деятельность, которая сейчас якобы может привести к громким расследованиям и арестам. Подождем, может, про это даже запишем отдельный подкаст.

Итак, мы поняли, что Михаил, в принципе, не любит не только журналистов, но и экспертов. А вот как же, Михаил, отличить любимых вами экспертов от нелюбимых, то есть нормальных экспертов от не очень нормальных?

Нормальные сегодня все пишут этот подкаст.

Это очевидно.

Других нет. Есть так называемые метки экспертности, на которые можно обращать внимание, когда вы ищете этого человека, если вы журналист. Можно смотреть на…

Как метки сатаны?

Без комментариев. No comment

Не из всех, смотрите, мы изгнали дьявола в прошлой передаче.

Смотрите на образование, членство в ассоциации. Это позволит вам понять, если эксперт имеет сельскохозяйственное образование и рассказывает неожиданно про ядерную физику, то это у вас должно вызывать определенные вопросы, что не мешало, кстати, Хаббарду, не имея высшего образования, говорить о чем угодно. Но он хотя бы был лидером тоталитарной секты. Мы здесь говорим про экспертов.

Зависть какая-то в голосе была.

Кстати, уважаемые коллеги, по поводу ученых степеней. Имейте в виду, что, как правильно сказал Михаил, если эксперт со степенью в сельскохозяйственных науках занимается почему-то геологией — это еще как-то терпимо, но, когда он приступает к ядерной физике или истории, вот тут уже возникают действительно серьезные вопросы. Нормальный эксперт, как правило, имеет ученую степень или, по крайней мере, является сотрудником какой-то квалифицированной экспертной организации. Практически всегда выступает по профилю, как правильно, опять же, заметил до этого Михаил.

Но вот есть одна проблема. Дело в том, что люди, которые именуют себя экспертами в определенных областях, они очень любят громкие звания, награды, они очень часто объединяются в различные творческие союзы, которые у меня язык не поворачивается так, как они их называют. Академиями, какими-нибудь великими университетами огня, воды и всемирного разума. Это очень часто встречающееся явление на сегодняшний день, и поэтому, если человек представляется вам экспертом, проверьте, пожалуйста, те экспертные организации, к которым он принадлежит. Они, по меньшей мере, должны быть зарегистрированы хотя бы как общественные организации. А еще они должны иметь лицензию чаще всего на образовательную деятельность, теперь еще и на просветительскую.

И, кроме того, был у нас эпизод, когда я работала в одном из университетов нашего славного города Уфы. К нам пришел представитель одного известного психолога, психотерапевта и прочего-прочего. Он представил своего патрона к докторам психологических наук, академикам, академии психологии. Когда я задала вопрос: «Постите, а можно узнать, где эта академия вообще существует?», как он там академиком-то в ней стал, мне гордо сказали, что у него своя академия и ученую степень он получил именно в этой академии.

Так вот, уважаемые слушатели. В нашей стране ученую степень присуждает только одна организация — Высшая аттестационная комиссия Российской Федерации. И никакие другие ученые степени в научном мире не ценятся и вообще в принципе не существуют.

А еще, друзья, для вас будет большим сюрпризом узнать, что дипломы Хогвартса не действуют на территории Российской Федерации.

Ну или, по крайней мере, не признаются российскими учеными.

Пока не признаются.

Вступайте в академию неправильных экспертов, ссылка будет в конце подкаста.

Мы выдаем электронные дипломы недорого.

Сертификаты.

Наши дипломы признаются везде.

Диплом профессора за две недели.

Еще нужно смотреть, кто состоит в этих академиях, ассоциациях, потому что человек может быть нормальный, нормально упакованный, а там куча фриков. И это сразу говорит о том, что он притворяется нормальным.

И еще смотрите на свежие публикации, тезисы выступлений по данной тематике у эксперта, потому что-то же самое: если вы видите, что он выступает не по профилю или давно нет свежих публикаций, это должно вас насторожить.

Смотрите, какие он размещает посты и комментарии в социальных сетях, потому что он может быть хорошо упакованный с нормальными статьями, но при этом жуткий ксенофоб, считающий, что женщина должна быть в парандже или вообще ее место на кухне, это можно увидеть по его комментариям в социальных сетях.

Обращайте внимание, вместе с кем, с какими темами и на каких конференциях выступает эксперт, потому что это тоже, если он постоянно ездит с фриками и он, может быть, выступает с нормальной темой, а после него идет тема про, как быстрее уничтожить геополитических противников, а потом выращивать радиоактивные помидоры, то вас это должно тоже напугать или насторожить.

Еще есть такая возможность. Сервис «Wordstat Yandex», который позволяет увидеть поисковые запросы. Туда можно вбить фамилию и имя этого эксперта и посмотреть, как его ищут в яндексе другие люди. Иногда там всплывают какие-то словосочетания, связанные с реально неправильными организациями…

Мне кажется, коллеги пошли гуглить себя.

Пока этот сервис не забанили и не отключили в нашей стране, хотя он наш собственный, российский.

Ищите видеозаписи на ютубе, смотрите видеозаписи, прослушивайте высказывания эксперта, наведите справки у других журналистов, у других экспертов, у других организаторов конференций, у соавторов. Это вам позволит понять, насколько он адекватен и разбирается в своей теме.

Я знаю, что журналистам часто дают: «У тебя два часа, пиши статью». И они начинают с выпущенными глазами бегать. Но мы сегодня это обсудим, я думаю, что бесит журналиста, потому что бесит очень много чего.

По поводу кухонной ксенофобии. Я бы советовала журналистам с большим недоверием относиться к экспертам в тех случаях, когда их суждения совпадают практически на 100% с диванными банальностями, с обыденным пониманием.

Почему? Потому что у ученых, которые исследуют различные сложные социальные явления, всегда есть достаточно специфическая точка зрения на этот вопрос, которая никогда не является окончательной.

То есть если эксперт разговаривает с вами короткими, рублеными фразами, утверждает, что он готов дать 100%-ю гарантию, по сути, вы имеете дело с мало профессиональным человеком.

Почему? Потому что у каждого специалиста в гуманитарном знании всегда преследуют две мысли. Первая: я чего-то мог не учесть. И второе: существуют исключения из любого правила.

В переводе на простой русский язык: «А не самозванец ли я?» и «Забыл выпить таблетки от чувства тревоги».

Михаил, почему вы все время раскрываете наши маленькие тайны?

Как вообще писать на эти темы? Про экстремизм, радикализм и религии?

В первую очередь, нужно писать грамотно, с опорой на подтвержденные источники. Мы уже разбирали о том, что любые вопросы, касаемые тематики, связанные с экстремизмом, связанные с упоминанием каких-то деструктивных проявлений, должны основываться как на фактах, так и на критическом мышлении.

Важно обращать внимание на критику со стороны специалистов, специалистов в сфере науки, опять-таки, вспоминаем, что академиков академий академий, которые зарегистрированы как некоммерческая организация, выдает сертификаты о том, как стать профессором за две недели и 2000 долларов, мы не считаем в научной общественности.

Давать термины, принятые в науке, в том числе определения, в том числе вопросы, касающиеся юридической практики, но делать так, чтобы это было доступно и понятно читателям. Более того, в первую очередь, это должно быть доступно и понятно вам, уважаемые коллеги-журналисты. Поверьте, если вы описываете локальную религиозную группу, возникшую вчера, то уже об этом где-то кто-то писал ранее. Нужно поискать материалы, в случае чего, обратиться к специалистам, например, на кафедру религиоведения, если в вашем регионе есть такая кафедра, может быть, если что, запросить благодаря социальным сетям комментарии у нескольких религиоведов, может, могут посоветовать вам дополнительную литературу, а может быть, ссылку на какие-то дополнительные источники.

Нельзя категорически необоснованно высмеивать верующих и вообще стигматизировать верующих, высмеивать их за то, что религиозный человек, может быть, обращается к сакральной практике, не понятной для вас. Мы подаем факты как? Мы подаем факты объективно.

Если в рамках статьи о террористической организации вы общались с родственниками террориста, не поленитесь, проверьте сказанное ими по существу дела. Могут быть значительные расхождения. Могут быть какие-то дополнительные эмоциональные реплики, которые в реальности к материалу никакого отношения не имеют, а изложенный материал, ориентируясь на эмоциональную составляющую, опять-таки потеряет ключевой важный момент — это момент объективности.

Помните, что судебные эксперты и прокурор связаны с подпиской о неразглашении, не могут комментировать суть и детали процесса. Но данную информацию можно получить, когда мы говорим об аналогичных процессах или судебных разбирательствах.

Притом если эксперт судебный не дает комментарий, это не означает, что он запуган, он боится, он вас не уважает, он желает получить какую-то критику в средствах массовой информации о том, что он неправильный эксперт, не в нашем понимании, безусловно, этого слова. Мы должны знать в том числе юридические последствия для тех людей, которые сами участвуют в процессуальном процессе.

Очень часто мы встречаем информацию о том, что организация, которая участвовала в какой-нибудь судебной практике, ангажирована, потому что она не пошла журналистам навстречу. Безусловно, мы здесь тоже эти моменты должны учитывать.

Мы часто говорим о вопросах, связанных с карманными экспертами. По-моему, на одном из вебинаров, где мы с вами, уважаемые коллеги, собирались, но это было не в записи наших подкастов, мы обсуждали вопросы, связанные как раз с манипуляцией категории эксперта. Так вот, не все эксперты ангажированы, не все карманные эксперты настолько карманные, как нам кажется и как нам хочется иногда манипулировать данной категорией.

Зачастую, чтобы эксперты реально помогли вам прокомментировать и построить важный критически осмысленный, объективный материал, нужно уметь в том числе и выстраивать общение с самим экспертом.

Я бы еще знаете, что отметила, уважаемые коллеги. Дело в том, что очень часто мы сталкиваемся с попыткой одних экспертов критиковать других.

В последнее время получил распространение жанр метаэкспертизы, экспертиза на экспертизу. И очень часто такая метаэкспертиза бывает гораздо хуже, чем та экспертиза, которая была сделана в рамках судебного процесса. Но при этом первое разглашать никто не имеет право, то есть ту, которая была сделана изначально, а вот вторая метаэкспертиза расходится очень широко.
И как можно определить, собственно говоря, имеет ли смысл эта метаэкспертиза?

Во-первых, у нее должны присутствовать все признаки научного аппарата. То есть и методологии, ссылки на определенные источники, цитирования той экспертизы, на которую она проводится.

И второе, есть еще один очень важный момент. Если к вам обращаются в эмоциональном ключе, если в этой метаэкспертизе присутствует «Такого не должно быть, никто не смеет делать таких вещей, это ужасные суждения, которые имеют далеко идущие социальные последствия», простите, вы имеете дело не с профессиональной работой, и это означает, что данной метаэкспертизе грош цена. Спасибо.

И еще небольшая реплика. Уважаемые журналисты, люди, которые включены в практику судебной экспертизы, насколько бы они ни были ангажированы, они несут юридические последствия за каждое свое слово. И когда мы говорим, что эксперты придумали экспертизу, когда мы говорим, что эксперты выдумали экспертизу, по факту мы обвиняем человека в нарушении законодательства Российской Федерации.

Да, например, бывают такие случаи. Вот я лично с этим сталкивалась тоже неоднократно, когда эксперты безо всяких оснований объявляют ангажированной какую-нибудь религиозную организацию.

Мне вот, например, повезло, на меня аж «Коммерсант» попытался наехать, местное отделение, с рассказом о том, что я очень часто бываю на православных конференциях. Я потом… и поэтому я, значит, ангажированная Русской православной церковью.

Я потом на некоторое время присела на диван, посчитала, сколько раз я была на православных, а сколько на мусульманских за последние три года, оказалось, что я скорее ангажирована мусульманами, причем, всеми духовными управлениями сразу.

Вы агент многих разведок.

Видимо, да, я такой полиагент, который не может определиться со своей конфессиональной принадлежностью.

И здесь, конечно, коллеги, нужно не забывать о таком инструменте, как фактчекинг, проверка фактов. Журналистам необходимо придерживаться опубликованных известных фактов.

А когда они приводят какие-то новые факты, нужно, конечно, стараться их перепроверить из различных источников. Нужно понимать, что, изучая тот или иной религиозный культ, ту или иную организацию, нужно изучать материалы как сторонников, так и противников культа или организации.

И, конечно, нельзя представлять их в качестве независимых экспертов и комментаторов по проблеме. Всегда лучше, если вы познакомитесь с группой, если мы имеем в виду религиозную группу или организацию, самостоятельно, и не будете полагаться на выводы, которые сделал за вас кто-то другой. Ведь нужно понимать, что гуманитарное знание — это куда более сложная вещь, чем естественно-научные дисциплины.

Любимые студенты, если вы слышите наш подкаст, если вы слушаете наш подкаст, пожалуйста, используйте данный совет и в том числе в написании своих курсовых и дипломных работ.

Фактчекинг способен уберечь вас от многих проблем, но нужно понимать, что сфера, связанная с религиозными организациями, экстремизмом, терроризмом — это очень сложная и тонкая сфера, и иск о клевете может поступить даже в том случае, если вы все проверили и перепроверили несколько раз и полностью уверены, что-то, о чем вы написали, что правда.

Будьте готовы и к таком развороту событий, а также будьте готовы, что против вас могут начаться информационные атаки. Иногда им подвергаются не только эксперты, но и те журналисты, которые пишут по этой проблеме.

И также нужно помнить, что оскорбление чувств верующих — это довольно сложная и противоречивая статья. В юридической практике еще довольно мало. Поэтому нарваться на иск довольно легко, а результаты процесса непредсказуемы. И даже самые перспективные, казалось бы, дела могут быть не доведены до конца. Но не факт, что в вашем случае.

Поэтому будьте осторожны, проверяйте и перепроверяйте факты, ну и помните о возможных юридических последствиях.

И не пишите про Чечню.

Извинись. Немедленно извинись.

Уважаемые журналисты, когда вы пишете на темы, связанные с религией, экстремизмом и терроризмом, вы должны помнить, что вы говорите об отношениях людей.

О том, что у экстремистов и террористов, как ни странно, имеются родственники, что люди, попавшие в религиозный культ, не являются преступниками по определению. Даже если этот культ сам по себе носит такой людоедский характер, в данный момент дело относительно преступления его лидера находится в суде.

Поймите, что от подобных вещей, от столкновения с этим странным идеологическим миром не гарантирован никто, и вы не можете заранее знать, какие причины привели человека к тому или иному действию, даже если оно само по себе является преступлением против человечности.

Я сейчас, конечно, ни в коем случае не призываю вас оправдывать подобные вещи, нет, но и определенное уважение, определенная дистанция по отношению к данным темам у вас должны присутствовать.

Огульные высмеивания, издевательства и всяческие «странные» в кавычках с точки зрения этики предположения — это признак непрофессионализма с обеих сторон и признак определенного расчеловечивания, того, что, в общем, в современном мире принято называть признаком фашизма.

Бесит, если журналист плохо разбирается в теме и не имеет каких-то базовых понятий. Он даже не знает, что такое религия, и пытается тебя использовать как какой-то «гугл», и ты вынужден ему объяснять все, от начала веков, когда какая-то молекула в космосе зародилась, и к чему это все привело. Это ужасно бесит.

Журналист может не понимать вообще, вы эксперт по какой тематике и какая сфера ваших научных интересов. Вот он, например, просто знает, что ты психолог. Значит, можно с любым вопросом по психологии. Это тоже раздражает, когда журналисты не изучают сферу твоих компетенций.

Когда они почти все обращаются, у них горят сроки. Типа нам нужно сегодня, завтра, прямо очень-очень быстро, пожалуйста, все горит. А у тебя, может быть, сложное расписание, тебе нужно собраться с мыслями, ты вообще, например, именно сейчас по каким-то причинам не можешь это писать.

Еще журналист может не гарантировать, что из вашего мнения нарежут не пойми что, не покажут вам это, и в итоге вы можете увидеть какой-то кусочек, вырванный из контекста, который вставлен в какую-то публикацию, с которой вы не согласны, или ваше мнение выглядит совершенно по-другому.

Бесит, если медиа, в котором планируется публикация, относится к неоднозначным, желтым или политическим ангажированным изданиям. Как я говорил, благодаря товарищу майору, прекрасным экспертам и прекрасным депутатам нашей страны, скоро останется «Правда» за три копейки и газета «Известия».

И еще один момент по поводу того, что бесит. Помните, Михаил, год назад мы с вами вместе проводили семинары для средств массовой информации в Республике Башкортостан о том, как писать про терроризм и экстремизм?

Так вот, несмотря на нашу с Михаилом многочасовую подготовку к этому семинару, с огромным отрывом среди журналистов победил коллега, которого пригласили они сами, который радостно рассказывал им страшные факты про террористов, экстремистов, с именами и фамилиями, которые выветрились из голов журналистов примерно за 15 минут после того, как он закончил.

То есть я хочу сказать, что какими бы мы ни были умные эксперты, но Михаил абсолютно прав, розовый слон — это всегда доминанта, к большому сожалению, побеждает.

И ориентироваться на такого рода сиюминутную информацию, я сейчас не пытаюсь принизить ни в коем случае экспертный авторитет, но ориентироваться на фактологию гораздо хуже, чем на знание тенденций.

Почему? Потому что фактология выветривается довольно быстро. Фактологию всегда можно уточнить, фактологию всегда можно спросить у кого-то из коллег.

А вот если вы действительно не понимаете специфических процессов, которые происходят в той области, в которой вы описываете, вот здесь уже возникают проблемы, и тогда ваш подбор и экспертов, и, соответственно, сама статья будут весьма и весьма проблематичны.

Хотя я этого эксперта запомнил надолго, потому что он показал, как можно привлекать к себе внимание через веб-камеру.

Красная рубашка?

Нет.

Красная рубашка? Красная рубашка Сулеймана.

Он курил вейп. Он, когда рассказывал журналистам про терроризм, он покуривал вейп. Я такого никогда не видел и, надеюсь, больше не увижу.

Елизавета, помимо сети информаторов, я знаю, что у вас есть своеобразный чек-лист для журналистов, представителей медиа о том, как нужно и как не нужно писать на темы, связанные с терроризмом и другими серьезными преступлениями. Поделитесь?

Помните, то, что и как вы сообщаете о насилии в любой форме его проявления, террористические практики, это вопросы, связанные с деструктивными проявлениями, экстремизмом — может оказать влияние на других людей. Давайте с вами не будем выступать пропагандистами насилия.

И не забываем про «эффект Вертера», когда кто-то где-то совершает самоубийство, особенно из поп-представителей, мы видим такой эффект подражателей. Подобный эффект мы видим и в контексте романтизации в средствах массовой информации деструктивных персонажей.

Минимизируйте в своих материалах любую возможность того, чтобы ваши читатели могли бы в позитивном ключе идентифицировать себя с преступником, либо вдохновиться его действиями. Подумать: «Ого! Мы можем круче и больше!»

Избегайте того, чтобы фотография преступника давалась на одной странице с фотографиями жертвы. Мы должны, опять-таки, думать не только о себе и своем материале, но и не забывать про гуманизм. Но и не забывать про другие очень важные этические вещи.

Ограничьте использование имен преступника. Используйте имя преступника максимум один раз в материале в качестве ориентира. Никогда не публикуйте заявления, фотографии, видео или текстовых манифестов, сделанных преступником.

Как у нас идет романтизация деструктивных персонажей? Каждое СМИ по кусочку выложило цитатку из манифеста, молодежь собрала, склеила и подумала: «Хо-хо-хо-хо, мы можем еще круче». Вот опять-таки «эффект Вертера» и вопросы, связанные с подражательством.

Выпуская материал, избегайте того, чтобы усиливать предрассудки о психических заболеваниях, что тоже очень важно. Когда мы говорим про какие-то деструктивные практики, в том числе касательно, может быть, практик, связанных со скулшутингом.

Что мы делаем? Мы говорим, он был психически нездоровый, хотя у нас нет никаких данных о психиатрической экспертизе.

Что в итоге мы получаем? Мы получаем стигматизацию всех людей, которые так или иначе могут испытывать душевный дискомфорт, дисбаланс и, соответственно, люди вместо того, чтобы получить помощь, получить поддержку, интегрироваться в наше общество, они становятся дополнительно изгоями и, соответственно, отказываются от возможности как-то себя поддержать и получить поддержку со стороны.

Не упрощайте и не придавайте инциденту сенсационности, потому что это может вдохновить людей, которые опять-таки будут стремиться к известности. Например, не говорите о том, что это самый смертоносный инцидент со времен какого-нибудь другого страшного происшествия.

Сообщайте о жертвах и о том, как общество и страна могут мобилизоваться для поддержки жертвы, предотвращения насилия в будущем. Не забывайте, что наша задача, ваша задача, в том числе, это не только огласка каких-то только что происшедших событий, либо огласка вообще материала, но и возможность получить дополнительную информацию о том, как того или иного деструктивного происшествия можно избежать, и как его избежать в том числе.

Помните, что семьи, в том числе семьи преступника, глубоко затронуты, травмированные этим инцидентом, если у нас опять-таки практика деструктивного действия. Будьте деликатны при проведении интервью, избегайте стигматизации образовательных учреждений, если это преступление произошло в каком-нибудь образовательном учреждении. Либо людей, на которых так напал преступник. Либо людей, которые были знакомы с этим преступником. Этика — это тоже очень важный компонент.

Не так давно, кстати, на каком-то круглом столе мы слушали про то, что необходимо этический кодекс журналиста разработать. Но мы прекрасно знаем, а кто не знает, то погуглите, пожалуйста, что данный кодекс существует.

Включите в свою историю телефон бесплатной психологической помощи, кризисных центров на тот случай, если ваша новость или вообще информационный сюжет может вызвать моральную панику, либо психологический дискомфорт, а также контакты правоохранительных органов на тот случай, если читатель будет обладать информацией, что подобный инцидент может повториться при тех или иных условиях.

Ну и конечно, мы всегда говорим про полезные книжки. Как я уже говорил, вообще весь этот подкаст — это секретный проект районных библиотек и книжных магазинов, чтобы вы продолжали читать.

По теме работы с журналистами вы можете прочитать интересную книгу Саши Карепиной «Переписка 2.0. Как решать вопросы в чатах, соцсетях и письмах». Там очень просто и понятно описано, как эффективно использовать цифровые методы коммуникации.

Книга Павла Безручко «Без воды. Как писать предложения и отчеты для первых лиц». То есть часто нам нужно написать какой-то интересный документ, чтобы его смогла понять определенная категория людей, особенно если вы пишете какой-то материал не для СМИ, а для депутатов, для руководства вашего вуза, книга будет очень полезна.

И книга Энн Джензер «Как писать нон-фикшн. Расскажите о сложных темах миллионам». Это хорошая, подробная книга, которая объясняет, как писать по научным темам или околонаучным темам простым языком, чтобы это было понятно всем.

Спасибо, Михаил, за минутку библиофила и книгочея. Но мы, несмотря на то что мы много сегодня критиковали журналистов, экспертов, на самом деле, мы считаем, что и эксперты, и журналисты — это важные люди в современном обществе. Они действительно выполняют существенную роль, предоставляя информацию гражданам по существенным проблемам сегодняшнего дня.

Поэтому мы желаем, чтобы журналистика и экспертиза развивались, становились лучше и лучше. Ну и сегодня мы попытались внести в этот свой небольшой неправильный вклад.

С вами был подкат «Неправильные эксперты». Подписывайтесь и слушайте нас, пока-пока.

Пока-пока.

Пока.

Пока-пока.